География ЮАР

Скукотища, скукота.

Скука создавала Кука,

Край любезнейший когда

Опротивеет, как сука!

А.Вознесенский

*

Не нужен нам берег турецкий, и Африка нам не нужна.

*

ПАРТИЙНАЯ БОРЬБА

В ЮАР аборигенов - бушменов никто всерьез не воспринимает. Будто они и не негры вовсе. Борьба идет между двумя племенами: зулусами (Зулу, Амазулу) и косу (Амакоса). Что, кстати, странно уже потому, что тот и другой народ - из группы банту, те и другие христиане. Чего делить-то?

Но Зулу - воинственны. Они гордятся, что обитают на территории, куда не вступала белая нога. Знают, что такое лук и как поймать крокодила. Одним словом - люди 21-го века. А косу - собиратели. Поймает улитку и жует ее в сыром виде. Ни к охоте, ни к войне, ни земледелию не способен. Поэтому было чему удивиться, когда лидер косу - Нельсон Манделла оказался во главе страны, а всю власть захватили его соплеменники. Зулусам это не понравилось. Перед первыми истинно демократическими выборами они обещали: придем к власти – съедим всех косу.

И когда я разглядывал по телевизору председателя партии зулусов, косясь на его зубастую пасть, то верил, что такие заявки - не ораторский прием и не пустая угроза. Попадет в парламент - съест оппозицию.

В буквальном смысле.

ХУЛИГАНКА

Обычно я шел из кампуса на химфак стелленбошского университета мимо кокетливой, во всем белом, виллы. По участку бегала обезьяна. Завидев человека, она бросалась к фонтану, набирала в рот воды, подлетала к забору, и, что есть силы, плевала в лицо прохожего.

Буквально с ног до головы обливала, сволочь!

ОПАСНАЯ ПРОФЕССИЯ

По Кейптаунскому телевидению передавали репортаж с фермы. Ведущая бодро трещала о страусе. Тот метнул шеей и одна клипса исчезла. Ведущая недоуменно двинула ушами, но продолжала. Еще бросок - нет и второй. Дама развернулась и свалила с вольера. Жаль - у нее такой кулон меж грудями болтался!

РЕАКЦИЯ

Крокодилы лежали под мостом, как бревна. Мы прошли мимо раз, другой - ноль внимания. Дрыхнут лентяи. Я взял багор и притронулся к хвосту семиметровой туши. В ту же секунду багор оказался в пасти. Хорошо, что я его не сильно держал, а то бы точно с моста нырнул в болото. Вот это реакция! А ты: Бревно, бревно

…

ЗЕМЛЯ БОЛЬШАЯ

В Кейптауне нас принял Мэр. Здоровый улыбчивый негр.

- Откуда вы? - поинтересовался он.

- Из Москвы.

- А, знаю - столица Сибири!

УШЛОСТЬ И АРТЕФАКТ

Немцы – народ аккуратный: вовремя приходят на работу и не менее вовремя ее покидают. Вот и Рихард, стажируясь в Стелленбошском университете (Южно-африканская республика), соорудил себе установку по изучению действия ультрафиолета на полимеры и весь день наблюдал за ее работой. Вечерами же сам он перемещался в пивную, а аппаратура трудилась в автоматическом режиме. Не прошло и года, как круглосуточные эксперименты принесли плоды. Графики приобрели осмысленный вид – можно создавать теории, публиковаться и защищаться. Все к тому и шло. Но летом начались странности. Зависимости пошли в разнос. Нужно было срочно искать причины. Рихард засел в библиотеке.

Несчастный немец не учел, что рядом работает русский. И не просто русский, а Дима. Дима приехал в Африку полный творческих планов. Но не финансирования, ни оборудования на месте не оказалось. С трудом выбил небольшой грант. А как его выполнять прикажете?? Довольно просто! Дима поставил недалеко от установки Рихарда стойку, на которую разместил кое-какие приборы. Ночью он являлся в лабораторию, разбирал немецкую установку, переносил к себе на стойку все, что нужно и монтировал аппаратуру. Затем до утра проводил необходимые эксперименты. Утром все разбирал, восстанавливал немецкий вариант и включал ультрафиолет. Рихард приходит – все работает, как работало. Только результаты странноваты.

Ну и что?! На то ты и ученый, чтобы отвечать на вопросы Природы!

Ищи причину!

УСЫ

В кап.странах гордятся своей Свободой. Как же – частная собственность на средства производства. Свобода прессы! Что хочу, то и несу. Даже вонючий негр в Кейптауне (вонючий в буквальном смысле, без расизма), сквозь драную набедренную повязку просвечивающий своим пролетарским происхождением и тот приветствовал мое появление, как избавление от русского рабства. Он был снисходителен: я - недавний раб, только что получивший свободу путем миграции в его благословенную страну, а его предков завезли сюда из экваториальной Африки аж 300 лет назад, так что свобода ему уже успела слегка надоесть.

Не будем рассуждать о положении негров-бушменов в ЮАР. Этим предметом есть кому заняться. Посмотрим, лучше, на свободу белых, и не просто белых, а интеллектуальной элиты.

Когда я в первый раз появился в Стелленбошском университете, то сразу познакомился с профессором из Голландии. (Голландцев там вообще много. Стелленбошский университет, это университет буров, т.е. единственный чисто белый университет в ЮАР, там говорят и преподают исключительно на африканес, а это, как известно – испорченный древнеголландский язык. Голландцы – единственные европейцы, которые на нем могут как-то изъясняться). Бранд был химиком-органиком и одновременно возглавлял секцию горного туризма. Грузный мужчина, лет сорока, с большими «запорожскими» усами и короткой трубкой в зубах.

Однажды, он набрал группу на штурм пика Дьявола, что торчит сбоку от Столовой горы в славном граде Кейптауне. Молодежь - студенты-аспиранты, и один старик, т.е. – я. И, надо такому случиться, что аккурат перед походом у меня отказала правая нога, так что я с трудом перемещался по маршруту диван-сортир. Бабе дорога - от печи до порога...

… Но все же в гору полез. Страшная жара, редкая растительность внизу, повыше - колючие кустарники, быстро лишающие тебя штанов и, частично, кожи, еще выше – крутые склоны (весьма крутые, как стены ГЗ МГУ, если их кто видел вблизи) – не способствовали моей резвости. Я плелся сзади и Профессор, шедший впереди, даже вынужден был останавливаться, поджидать меня и интересоваться здоровьем. Кончилось тем, что, как истинный Сусанин, Бранд потерял тропу (мы влезли в тучу, внутри которой стеной стоял ливень) и пришлось карабкаться по-черному на стенку. Что ж, бег на четвереньках – мой конек. Дело пошло, и я на руках взгромоздился на пик первым, чем вызвал большое уважение всех участников похода, в том числе – Профессора.

Приезжаю через год и на двери Химфака читаю приказ декана, запрещающий Брандту носить усы. Пошел выяснять детали. Оказывается, студенты выразили неудовольствие произношением Профессора. Декан решил, что плохая дикция вызвана зарослями под носом. Вывод: немедленно сбрить. Не знаю, насколько улучшилось произношение (я африканес не владею), но без усов он остался. Жалкое зрелище, однако.

Вот уж, действительно: Университет развивает все качества человека, в том числе и глупость А теперь вернемся в Россию. Я уже сорок лет преподаю и всю жизнь - с усами. Можешь ли ты, дорогой читатель, представить, что студенты пойдут стучать на меня в учебную часть? Можешь ты себе представить, что декан влезет в разборки и издаст указ, определяющий длину моих усов (и их наличие вообще), форму бороды или бакенбард? И можешь ли ты вообразить, что я подчинюсь приказу и побреюсь? Уверяю вас – ничего такого не будет. У нас – полная свобода. Что хочу, то ношу, как хочу, так и говорю, и не ваше это собачье дело!

Интересно, что находясь в дерме капитализма, крепостные по сути профессора, полны самодовольства, упиваются свободой (не имея ни малейшего представления, что это такое) и еще учат нас свободу любить.

Уж чья бы корова мычала

…..

ЭФФЕКТИВНЫЙ ЭКЗАМЕН

Экзамен на автовождение в Африке сдается не так, как у нас. Двор, посреди – прямоугольный бетонный помост высотой в рост человека. За ним наблюдает мужик с балкона. Он в микрофон произносит твою фамилию. Ты идешь вдоль дюжины различных машин и выбираешь любую. Затем берешь две доски, несешь их к помосту и сооружаешь себе наклонный мостик. Доска упирается одним концом в землю – другим – на плоскость помоста. Расстояние между досками и угол наклона выбираешь себе по вкусу. Заводишь машину, разгоняешься, въезжаешь по шатким доскам на помост, делаешь круг и задом съезжаешь на землю. Все!

Экзамен сдан.

Ремонт машины, рухнувшей с «моста», - за твой счет!

МЕНТАЛИТЕТ

Моется тот, кому лень чесаться.

… Менталитет – образ мыслей, совокупность умственных навыков и духовных установок, присущих отдельному человеку или общественной группе.

Прекрасно!

А как быстро и точно определить духовную установку этой самой группы, не входя в непосредственный контакт с ее представителями?

Ментальность? Это – очень просто! Зайди в ванну и поймешь.

… В Германии вас будут окружать многочисленные счетчики воды с указанием как ее расхода, так и стоимости помывки. Вымыл руки, думай – по карману ли тебе мытье ног или какой-иной важной части тела. Если ты человек состоятельный, то вообще весь помыться можешь. Тут ты быстро научишься закрывать все краны, и подтирать протечки. Соседи, горничные и просто свободные граждане будут пристально за тобой следить, и доносить, стучать, докладывать (какие тут еще синонимы?) по инстанциям, свой гражданский долг исполняя (ну, и своим духовным установкам подчиняясь, естественно).

Как не стучать, если душа просит?!

В Англии счетчиков нет (по крайней мере - не видно). Но и смесителей нет. Есть раковина с затычкой и двумя кранами, довольно далеко отстоящими друг от друга. Смешать воду в ладонях даже не пытайтесь: сначала у вас заиндевеют руки в ледяной воде, а затем вы ошпаритесь кипятком. Выход: заткнуть раковину и попеременно заполнять водой из разных кранов, мешая пальцем и методом проб и ошибок стремясь к нужной температуре. Потом уж можете кунать в нее намыленную морду. А если я туда (в раковину!) только что плюнул, или – ноги помыл, да еще не один?!! Да и плавать в дисперсии мыла и отработанной зубной пасты желания нет.

… Ясна разность менталитетов?

В ЮАР система, естественно, английская (зря что ли они буров побили?!). По два крана и в раковине и ванне. Но есть и новации.

По московской привычке, открыл оба крана и заполнил ванну. Правда заполнилась она не конца, и вода на мой вкус холодновата. Ну, да ладно. Лег я в нее с газеткой и закайфовал. Потом спустил грязную воду, намылился и решил под душем, наконец, помыться. Не тут-то было! Воды нет!!! Как герой «Двенадцати стульев» я отвинтил все краны, сунул палец в трубку, потряс ее. Бесполезно! Воды не было. Я не стал выбегать в голом виде с воплями о помощи на лестничную площадку, а завернулся в простыню и стал ждать. В Африке не холодно! И был вознагражден: через три часа пошла вода и через четыре я принял душ.

Утром беседовал с горничной – толстой (толстой!) негритянкой. Она говорила по древнеголландски, я же, видимо, взял еще древнее. Моя твою не понимай, получилось. Но все же разобрались. Оказывается, каждая квартира имеет право на одну готовую к употреблению бочку воды (объем – 1 баррель?). Вот на это и рассчитывай! Хочешь – принимай ванну, но не мойся, а хочешь – мойся под душем, но без ванны. Можешь, естественно, то и то, но только с трехчасовым перерывом на чаепитие. Легко понять, что за сутки душ могут принять 6 человек (если несколько человек не полезут под душ одновременно, конечно).

А у нас в Москве? Воды – сколько хочешь: и горячей и холодной. Все краны подтекают (круглосуточно и круглогодично). Никто ни на кого по этому поводу не доносит – никого не волнует. И ничего, как-то живем, моемся, кстати, постоянно. Причем – часами. Смесители есть, можно в раковину плевать сколько хочешь. Нет, положительно, чем больше я сравниваю наш менталитет с западным, тем больше мне нравится российский. В старости славянофилом стану.

…

ЧИСТОТА БЕЗ СУББОТНИКОВ

«Все - на коммунистический субботник! Все – на борьбу за чистоту наших улиц!»

Я родился и вырос под этими лозунгами. Всегда знал, что это значит. А значит это не просто ударный труд в выходные, а именно уборку улиц. Обычно весной. Тут очень кстати день рождения Ильича случался, так что пик активности приходился на конец апреля, когда в наших краях окончательно сходил снег, высыхала грязь, зимний мусор (включая трупы) вылезал на свет божий и, ежу ясно, пора убраться. Главный субботник так и назывался - Ленинский. Но и осенью тоже случались субботники. А как же?! Листья-то падают, сгребать и сжигать их надо? Надо! Вот и палили костры, сжигая заодно сараи или более важные строения. Субботники происходили не только по субботам – они случались и в воскресенья, праздничные дни, а то и просто в будни. Иногда я отлынивал от них, а иногда выходил с охотой – отчего не поразмяться на свежем воздухе?

Мы всегда твердо знали, что без нас (школьников-студентов-интеллигентов-солдат) дворники никогда не уберут мусор во дворах, колхозники не скосят сено и не соберут картошку, строители не сдадут дома. И сколько бы мы не ехидничали по этому поводу (тут и песня Высотского «Товарищи ученые, доценты с кандидатами...», тут и реплика Ильфа, что не надо бороться за чистоту, надо убирать), все равно – без нас никак не обойтись. Хотя бы два раза в году.

Прошли годы, социализм сменился капитализмом, о Ленине и коммунизме никто не вспоминает, а субботники живы до сих пор. И можно утверждать, что все наступившее столетие мы будем слышать призывы «На субботник!!!» и муниципальное начальство (а может и партийное, кто знает) будет подавать пример, позируя перед камерами с граблями, метлами и лопатами. А как иначе навести порядок в российских городах да поселках??? То-то и оно!

В Германии, однако, как-то справляются, улицы блестят чистотой (и в городах, и поселках), причем во все времена суток и в любые времена года. А субботников нет!

Ну, так то немцы, что с них взять? Несчастный народ

… Да, но и русские в Германии перерождаются. Моя подруга, русская до мозга костей, получила вид на жительство в Нойесхерберге. Через три недели к ней пришли и указали на пыль на тротуаре.

- Я ученый, а не дворник! – сказала дама.

Немцы кивнули и ушли. Тротуар стал мыться сам собой, и пыль исчезла. А еще через месяц пришел счет, равный годовой плате за квартиру. Так что, когда я ее посетил, она чмокнула меня в щеку, и побежала затирать мои следы на асфальте.

Совсем онемечилась баба!

Впрочем, я сейчас об Африке, а не о Германии.

В первый раз я летел туда с ЮМ – научным сотрудником одного института РАН. Он уже бывал в Стелленбоше и делился впечатлениями.

- Месяц проходил в одной рубашке! Представляешь! По жаре. Нигде, никакой пыли!

Я ему не очень поверил и несколько рубашек все же взял.

Стелленбош, конечно, превзошел все ожидания. Казалось, Германия - предел, но, видать, голландцы упертее немцев будут. Не то, что на дорогах-тротуарах, на машинах ни пылинки не было. Три месяца ботинки не чистил, ноги в присутственных местах аккуратно на стол клал – все радовались! И это в регионе, соседнем с опустыненными саванами, в регионе, где ветра деревья валят.

Правда, черновой труд – весь на неграх, те утром прорастают в городе сквозь почву, а потом в ней же исчезают. И целый день что-то чистят. Но и буров роль не маленькая – идея, воля, нервы. Но главное – техника. Дорожные пылесосы!

Солнце еще не проникло в долину, а улицы Стелленбоша оглашаются диким грохотом и шумом. На работу вышел пылесос, большой, как комбайн «Нива». Он собирает не только пыль: листья, цветочки, веточки, бумажки – все, что бесхозно валяется на асфальте и травке бульваров, все – его добыча. Заодно, он моет улицу шампунем! А затем подтирают капли.

Поэтому, действительно, пыли нет, одну рубашку можно носить месяц не снимая, можно и самому не мыться. Но козлом вонять будешь!

«ВИКА»

И чего я мечусь в исступленьи

По морям и по всем побережьям?

Е.Евтушенко

«В Кейптаунском порту, с какао на борту, Жанетта поправляла такелаж» - весело распевали мы известную нам с российского детства песенку, шагая по этому самому порту. Прохожие недоуменно оглядывались на нас – никто здесь такого никогда не слышал. А мы шагали и искали таверну Кэт (чтоб набить морду и англичанам и французам, одновременно). Но не нашли, ни таверны, ни матросов. Туристы, да обслуга.

… Но что-то интересное было. Фрегат Виктория! Элегантность и мужество. Женское, причем. Мимоходный взгляд, и понятно, почему корабль по-английски всегда женского рода, а, по-испански, попутный ветер – ветер в попу. В женскую, естественно, в какую ж еще? Так и хочется овладеть. Кстати, многие реализовали мечты. Переходила Вика из рук в руки с завидной частотой – то пираты, то военморы ее величества, то люди губернатора (пираты-адмиралы, смотря по обстоятельствам). Только не подумайте, что пираты поднимали Веселый Роджер – черный флаг, с черепом и костями. Ни в коем случае! Пираты – народ суеверный и ходить под флагом собственной смерти ни за что не станут. И пираты, и адмиралы изображали на флагах святых-покровителей, может быть – разных, но святых.

Представьте себе – синий корабль (коричневые борта) на синем море, безупречные обводы, три мачты, косой парус на кливере, британский вымпел на гроте, бушприт торчит из форштевня, держа носовые паруса; гигантский якорь рвется клешнями вперед; пушки лыбятся из открытых люков; корма с семью окошками (маленькими!) обведенными кокетливой белой резьбой и многосекционный фонарь сзади на специальной штанге. А дама деревянная! Дама под бушпритом, стоит чуть наклонившись вперед, в темном платье до пят с открытым верхом, с рыжими волосами, развивающимися на ветру, а сзади ниспадающими ниже колен. Руки вдоль боков чуть сданы назад. Купается себе в волнах, блестит на воде, и сам черт ей не брат. Единственная женщина на корабле – секс-символ флота. Залюбуешься! Особенно издали, особенно, когда парусник скользит по волнам при хорошем ветре.

Но вблизи, особенно когда сам на фрегат погрузишься, да выйдешь в море – впечатление другое. Хуже как-то...

… Ведь как мы представляем океанское судно? Тем более – военное и тем более - фрегат. Ведь фрегат – второй по величине военный корабль (после линейного). Способен нести до 60 пушек. Но линейный корабль воюет коллективно: выстраивается в линию с себе подобными, и ждет пока линия противника подойдет и напротив станет. Чтоб удобней было пуляться ядрами. А фрегат одинок, как борзая. Он занимается крейсерством, рейдерством, «свободной охотой» - называйте, как хотите. Гуляет в одиночку, то прячась в скалах, то океан пересекая. Выслеживает и уничтожает (или захватывает, если нужда припрет) торговые суда или боевые корабли, пиратские бриги – все, что посчитает нужным. Корабль для нарушения морских перевозок, одним словом. Но чтобы ходить далеко в одиночестве, нужны продукты, боезапас не малый, нужно где-то размещать солдат, не говоря уж о свиньях (кушать этим солдатам чего-то надо). В фильмах фрегат кажется большим, есть где разойтись, где подраться.

Все не совсем так. Ширина судна – три шага, с носа по корму – шагов тридцать. Как черноморский траулер. Даже меньше. Пушки не помещаются. Они не могут стоять задом друг к другу – их размещают со сдвигом фазы. Так, чтобы после выстрела орудие могло катиться от борта к борту. Штурвала нет (красивые двойные штурвалы, с загорелыми мужиками при них – выдумка кинематографистов), корабль управляется румпелем, т.е. палкой-шестом, в ось руля воткнутый (правило рычага помните?). Кают нет – один кубрик: матросы – вповалку, офицеры – в гамаках. Кают кампания – на шесть человек. В трюме гравий – балласт. Ветер дунул, и все на боку. По палубе волны ходят. Можно на такой посудине выходить в море, тем более – в океан? Как автономно плавать месяцами? Что кушать, что пить, чем стрелять, чем ремонтировать сломанные снасти? Да при этом нападать на кого-то. Самим бы в живых остаться, с мечтой о суше.

Тем не менее «Виктория» прожила бурную жизнь, неоднократно становясь то пиратским, то антипиратским судном.

В праздник, «Виктория» под восхищенные взгляды публики прошлась по бухте и устроила показательные стрельбы. При первом же выстреле одна из пушек рванула назад (эффект отдачи, называется). Причем так активно, что порвала канаты, пролетела палубу, пробила фальшборт, булькнула в воду, и исчезла.

- Однако! – сказала команда, - эдак пушек не напасешься.

А я пожалел, что нет студентов – можно было бы наглядно продемонстрировать, последствия альфа-распада, и показать, как атом отдачи рвет химические связи и вылетает из твердого тела.

Решилась и другая загадка. В трофейных фильмах («Королевские пираты», например), и в наших, снятых М.Ромом про Ушакова, корабли стреляют ядрами, причем не просто ядрами, а бомбами с фитилями. Бомба падает на палубу, вертится, фитиль горит. Бах! Взрывается и в куски разносит округу. Вопрос: где у пиратов заводы про производству оружия массового поражения, откуда спецы. Попробуйте сами изготовить ядро. Хотя бы сплошь чугунное, хотя бы одно и такое, чтоб влезло в вашу же пушку. Найдите месторождение железной руды, постройте шахту, соорудите домну, при ней – литейное производство и ОТКа с лекалами. Найдите месторождение селитры, организуйте производство пороха-динамита. Получится, тогда и о производстве бомб-снарядов думайте. Кто и где видел пиратские мартены! Или морского разбойника за прокатным станом?!

Менталитет не тот!

Кроме того, что такое – Океан? Это – ветер и волна в 12 метров. А вам пришла охота по-стрелять.

Рассчитайте эффективность. Можно – в модельном варианте. Ставим одну пушку на качели с пружинами (чтоб не только вперед-назад колебалась, но и вверх, вниз дергалась) и начинаем пальбу. Думаете первым выстрелом уничтожить противника? Это – вряд ли! А попасть ядром в мачту другого судна, когда вы взлетаете на волнах, а потом в них же проваливаетесь, когда палуба становится перпендикулярной к плоскости моря, когда на вас сверху обрушивается стена воды и вы катаетесь по палубе в поисках запала, легче?! Сомневаюсь, ох, сомневаюсь! Причем ведь и цель мельтешит пред глазами. В кино – да, в кино, где палуба, как стол, там можно.

А реальности – нет.

… Но тогда как вести морской бой? А очень просто!

Стреляем не ядрами, и уж тем более не бомбами и отнюдь не по людям или там по мачтам. Тащим из трюма гальку, гравий, щебень, или что там еще на пляже насобирали, когда балласт засыпали. Заряжаем пушку и стреляем по парусам. Разлет большой, парус – то же не маленький. Куда-нибудь да попадем. Пара – залпов и у противника парусов нет, скорость он теряет, ложится в дрейф. Мы его настигаем, кидаем кошки-крюки, подтягиваем. На абордаж!!! А там уж – шпаги, ножи, кулаки. У кого задора больше, тот и прав. Драке качка не помеха.

… Много таких битв «Вика» повидала и ничего – выжила! За что ей теперь – уважение.

ПОДВИЖНИК

В Кейптауне много музеев. Очень хороших, кстати. Например, морской, где широко представлены обитатели Атлантического и Индийского океанов. Не только широко, но и занимательно. С выдумкой, одним словом. Есть гигантский аквариум. Но этнографический музей превосходит все ожидания. Где еще увидишь такое переплетение рас и народов, причем как ныне живущих, так и давно исчезнувших с лица земли. От обезьяны – до лорда. И обратно! Не формальные экспонаты (какие-то кости, черепки, раскопанные могилы), а реальные люди, в реальной среде обитания. Точнее, почти реальные. Диорамы, панорамы, как у Рубо «Осада Севастополя». На переднем плане аборигены – в трудах и заботах. Сослепу кажется, что актеры-статисты. Посмотришь внимательнее – все же манекены, а подойдешь поближе – никакие не манекены, а чучела. И птицы, и рыбы, и змеи, и люди – все чучела. Все – в активных позах. Сцены настолько живые, что зритель оказывается участником охоты на носорога, свадьбы, полевых работ на плантациях, войны-драки и т.п. Очень занимательно!

Самое удивительное, но сотворил это чудо один человек! Немецкий ученый Рихард фон Гельфенбейн. Профессор отчетливо понимал, что бушмены, готтентоты, банту, зулу, коса и многие другие народности скоро выродятся, ассимилируют или будут просто уничтожены. Потеряются и для науки, и для любознательных потомков. Нужно было остановить мгновенье. Сначала Гельфенбейн занимался сбором одежды, посуды, оружия и т.п., ну и рисовал, естественно. Но, как Вы понимаете, это не то. Совсем не то. Это все равно, что вместо фазана, демонстрировать его гнездо. Чучело намного информативнее. Пришлось ученому заняться изготовлением чучел аборигенов. Но вот незадача: для чучел нужны трупы. А где их взять, если царит привычка все кремировать, т.е. публично сжигать на кострах? Да и как создать живую сценку, если умирают старики и калеки, а нужно показать сцену родов? Но Гельфенбейн был не просто ученым, а подвижником, т.е. не только ставил научную задачу, но и решал ее. Он сколотил небольшой отряд и приступил к делу. Например, нужна семейная сценка, типа вождь в кругу семьи. Отряд отправлялся в джунгли-саванны на поиски воинов, старух, молодух, детей, всех компонентов диорамы. Вы даже не представляете какие трудности пришлось преодолеть! Ведь надо было продраться сквозь колючки, без хлеба-воды, выследить нужный объект, потом выкрасть его, аккуратно убить, не повредив шкуру, снять кожу со скальпом, задубить ее, сделать чучело, убрав таксидермические швы, одеть (если надо) и заставить заниматься любимым делом: качаться в люльке, играть с собачкой, ткать-прясть, собирать улитки, заниматься сексом или какой другой работой. Кропотлив труд ученого, требует мужества и выдумки.

Подвижник выполнил задачу!

Теперь многочисленные туристы бродят по залам и восхищаются художеством, дизайном, фантазией. Книги записи полны благодарностей. Ведь, действительно, удалось сохранить память об исчезнувших племенах и их быте.

У бюста Гельфенбейна при входе музей всегда свежие цветы. Полтора века его уважают.

Интересно, однако, жалеет он на том свете, что никто не забил его самого, жену, детей, внуков, не сделал из них чучел и не сотворил живую сценку «Профессор за научным подвигом»?!

НАШ БИЗНЕС

Бьют барабаны, бьют барабаны. На ум приходит: «Идут бараны, бьют в барабаны, кожу для них дают те же бараны». Но Брехт может отдыхать – немцу этот ритм не выдать. Чтобы изобразить такое нужна тысячелетняя культура. Вестготам не потянуть, а вот готтентотам – запросто. Ведь не музыка, а – язык, способ передачи информации на дальние расстояния. Электронная почта африканская.

Барабаны бьют для меня. Конечно – это Або, а кто же еще? Правда он не один – по барабанам шлепает ладонями целое семейство, и не просто так - зовут меня на встречу, причем не на простую, а деловую. Сообщают, что что-то раздобыли и хотят продать. И не надо быть спецом в койсанском или там бенуэ-конглезском языке, что бы понять призыв. Даже тупому белому, даже профессору.

Пора вставать, иначе музыка будет длиться до вечера.

Импровизированный рынок притулился в тенечке. Огромные деревья с гигантскими стволами (не знаю, как зовут) закрывают небо и солнце. На земле разложены шкуры и люди. С одного края – товар, с другого – продавец. Как правило, в спящем виде (продавец, а не товар, кой-какой товар как раз бодрствует и иногда кричит дурным голосом, как тот синюшный попугай, к примеру). Камни, ракушки, кораллы, бусы-четки, орехи, кой-какая зелень и кой-какая живность. Торговля идет плохо, точнее – никак не идет. Негритянского населения нет, туристов нет, а местные белые отовариваются в универсамах на окраине Стелленбоша. Скучно!

Я иду на звук тамтама (или что там звуки издает?) и выхожу на цветастую группу. Картина неизвестного художника: «Або с гаремом делает бизнес». Сам – за ударной установкой – три барабана и бубен, тетка постарше с двух сторон лупит по длинному цилиндру, дама средних лет бьет деревом по дереву, тогда как самая молодая – торгует. Семейство немцев (а кого же еще?!) смотрит товар: разборные куклы – мужчины и женщины с гипертрофированными гениталиями, бусы из одного куска дерева, резные погремушки. Вокруг суетится японец с видеокамерой – дома ж показать что-то надо!

При виде меня музыка обрывается – телеграф свое дело сделал. Мне все улыбаются и кланяются. Або церемонно подходит ко мне и берет за руку.

Тут, как опытный путешественник, я должен описать его вид и расу. Ну, вид – это запросто, а вот расу - вряд ли, сам я не спец, а он – не в курсе. То ли он – бушмен (т.е. по-голландски – лесной человек), то ли готтентот (т.е. заика, по-голландски). А может то и другое одновременно: и лесной человек (прикид – мы из джунглей) и заика (речь его к соплеменникам – поток щелкающих звуков). Одно другому не противоречит. Сам себя он называет кой-кони. Не знаю, чтобы это значило.

Роста он очень маленького (мне – по пояс), кожа – светлее, чем у негров и я бы сказал – краснее. Как у американских индейцев, которых я, правда, никогда не видел. Узкий нос, плоское лицо и уплощенное переносье. Что удивительно, так это монгольская складка у внутреннего угла глаза, образованная кожей верхнего века и прикрывающая слезный бугорок, так хорошо мне известная по сибирским путешествиям (но здесь же не Якутия?!). Короче, Або – негр, индеец, монгол и австралийский абориген одновременно. Но он не метис – он чистокровный представитель так называемой негро-австралоидной расы, одной из самых больших рас человечества, между прочим. Бушмены когда-то заселяли всю южную Африку (собственно, только их и можно считать коренным населением), но лет 300 назад банту (группа народов, куда входят зулусы, косу, руанда, конго и др.) вытеснили их в пустыни нынешней Намибии, так что лесными людьми их можно звать лишь в насмешку. Болтающийся на груди медно-зеленый крест говорит о его христианстве, а многочисленные жены и кое-какие ухватки – о склонности к традиционным верованиям (синкретический культ называется). Або, кстати, грамотный полиглот: может писать по-английски, на африканес (по-голландски?) и на своем родном языке. Он мне показывал бумажки – латинский алфавит с таким обилием специальных обозначений для щелкающих звуков, что Даль бы свихнулся.

Главная примечательность экстерьера моего африканского друга – оттопыренная задница. Я было посчитал это его личным достоинством, но увидев его жен, понял, что его филейная часть далека от рекорда Гинеса. Ребята – любители пышных дамских форм! Что вам Одесса – езжайте в ЮАР (лучше – в пустыню Калахари)! Представьте себе попу, отстоящую от спины на 10-15 см и имеющую сверху вид идеально плоской полки, параллельной плоскости земли. Очень удобная вещь: можно поставить кувшин с водой, ребенка или арбуз и целый день гулять по проспекту. Стеатопия – жирные ягодицы (помните – стеарин – жир для свечек, или совсем уж древнегреческий позабыли?) называется. Но что странно: у одесситок сильное развитие жирового слоя на бедрах и ягодицах связано с обильным питанием, а бушменок – то откуда, не уж-то улитки такой эффект дают?!!

Итак, Або взял меня за руку и повел к молодухе. Та, скрестив ноги, сидела на шкуре неизвестного миру животного и держала резное бревнышко. Отполированное дерево, на вид прочное и тяжелое, маслянисто блестело. Сплошная многослойная резьба. Нечто подобное везут из Китая: резные шары, один в другом. Но здесь был не шар, а длинное (более метра) полено, в объеме которого паслись жирафы. Необычайно живая сценка: различались самцы, самки, детеныши, одни щипали траву, другие рвали мелкие листочки с вершин деревьев. Сделано с выдумкой и вкусом. Верный глаз и твердая рука. Вещь стоящая, хотя и громоздкая. Было от чего в тамтамы стучать.

Начался торг. Великий торг. Ритуал, между прочим. Я уходил и приходил, вертел полено во всех плоскостях, и даже лизнул. Цена медленно падала, стремясь к половине начальной. Мы ударили по рукам. Лица дам печально вытянулись. И тут я сделал то, что от меня ждали, ради чего подняли шум спозаранку. Достал «Белую головку» (пол-литра, если кто не понял). Публика (включая немцев с японцем) сказала «Ах!». Да, я достал бутылку настоящей русской водки (с Кремлем на этикетке, между прочим) и протянул ее Або. Конечно! Все ждали такого поступка! Ожидали. Но все же как хорошо, когда осуществляются мечты!!!

Вы наверняка читали в Святом Писании про воскрешение Лазаря. А я вот пронаблюдал воскрешение базара. Бутылка еще переходила из рук в руки, а все продавцы (и дамы, и господа) пробудились от сна и встали за Або. Ударили барабаны.

Я шел домой, размышляя о поленном искусстве. Бьют барабаны, бьют барабаны. Но эта музыка не для меня. Идет массовое оповещение родственников. О щедрости и (чего уж тут!) глупости Белого Человека, о том, как прекрасна теплая водка в летнюю жару...

…. И как важна международная торговля!

СЧИТАННЫЕ

К эссе СВОБОДА и РИСК

Ему один закон – свобода,

В его свободе есть закон

Владислав Ходасевич

Японцы умеют делать машины. Мотор тихо урчал, даже на подъемах, спусках, виражах, всем своим видом показывая, что наши попытки как-то загнать его – фигня, в худшем случае утружусь на полсилы. А на всю мощь даванете – ракетой стану.

Бойкая бабенка – Тойота Карина, белая, как мы, катила нас по югу Африки. Пейзаж довольно дикий: горы и скалы, скалы и горы. Однако дорога вполне прилична. Асфальт. Мы благополучно переваливали из долины в долину, как в какой-то Чехии. Природа (джунгли-колючки, змеи-слоны-львы, и что там есть местного колорита) была сама по себе, мы - сами по себе. Даже вертикальные лучи солнца не задевали – у нас тонировка. И кондиционер.

Наташа лихо крутила баранку, рассеянно провожая взглядом камни, вырывающиеся из-под колес и летящие куда-то в пропасть.

Мощная река, гудящая где-то внизу, определяла наш путь.

Лимпопо называется.

- «Раскинулось море широко, - неслось из динамиков, заполняя звуком салон, - и волны бу-у-шу-ют вдали. Т-о-о-варищ, мы едем да-а-ле-о-ко, подальше от нашей земли.»

Моря, положим, не было. Но от Нашей Земли, мы явно удалялись.

Подъем, еще подъем и еще подъем, поворот, подъем, поворот и мы – на каком-то плато. Река исчезла, заросли сгустились, фаллосы пиков, маяки-ориентиры пропали. Асфальт, заодно, тоже. Нас затянул лабиринт каменисто-пыльных дорог, как сеть Соловецких каналов. Мы мчались прямо, сворачивали туда-сюда, сдавали назад, и снова вперед. Просеки прыгали вверх с тем, чтобы тут же спикировать в каньон. Просвет сужался. Буши - колючки цеплялись за зеркала, пытаясь нас тормознуть. Карина прокладывала путь.

Дима водил пальцем по карте (штурман костромской!), я считал повороты. Данные не сходились. Машина встала. Абзац!

С трудом открыв дверь, порвав сеть лиан, я выбрался наружу. На предмет рекогносцировки местности. Сауна ударила по ушам. Жара и влажность. Дыхалка отрубилась. Смрад и тухлятина. Мухи, жучки, слепни, москиты.

Некоторое время мы тряслись у машины, приходя в себя от встречи с реальностью. Прошли немного вперед. Удивительно, но вонь шла не из пространства в целом, а узконаправленным пучком спереди и слева. Как свора собак, мы рванули на запах. Воняло вдоль тропы. Каких-то сто шагов, и мы достигли навеса. Под ним, подпирая коричневый столб, покрытый резьбой, на мой взгляд – вполне неприличной, сидел мужик. Он сам был коричневый, остатки штанов – коричневые и шляпа-горшок, то же коричневая.

- Або! – восхитились мы.

Абориген, в позе Мыслителя, погружался в гору костей. С мясом, похоже, уже не свежим. Бюст мерцал в облаке чего-то жужжащего и роящегося.

Предстоял мужской разговор. Проводника следовало заманить на борт Карины. Проблема одна, мы свободно владели обоими русскими языками, но – не более того. Мужской разговор начала Наташа.

Або не отвечал, а только мотал головой. Наташа начала с английского, перешла на древнеголландский (в стиле – африканес) и, наконец, поднялась до высот зулусского. Она говорила убедительно, показывая на себя, на нас, рисуя в воздухе машину и мечту - шоссе-автостраду. Очень наглядно. Даже я понял. Наконец, мужику надоело. Он вскочил на ноги и разразился гневной тирадой. Крутясь вокруг себя и махая в воздухе руками, изобразил он наш возможный путь отсюда. Затем, как колдун, с воплями «Чур вас, чур вас», предложил нам удалиться.

Мы с достоинством ретировались.

Как ни странно, но Або точно указал путь. Мы довольно быстро выбрались из буша, упали на шоссе, и опять бодро покатили вглубь Африки. С кондиционером и песней «Когда воротимся мы в Портленд».

- А что хотело это Або? Что, собственно, его возмутило? - спросил я у Наташи.

- Он сказал, что не хочет связываться с белыми. Они все - считанные.

Некоторое время мы переваривали информацию.

- Как это – считанные?

- Он – вождь племени людоедов. Говорит здесь – простор, люди–звери-птицы-рыбы размножаются на свободе. По головам не считаны. Проголодался – ешь кого хочешь. Никто слова не скажет. А белые! А белые - все считаны. Уж сколько раз он таких похищал. Последнее время старался хороших не брать, так – стариков и больных. Все – одно: тут же замечают пропажу, и такой шум поднимают – ноги уноси. Далеко не унесешь, однако, – поймают, отлупят. Потому как считаны они, белые эти. Ну их! Лучше не связываться.

Нам стало грустно. Не уж-то мы все пересчитаны в своей Европейской тюрьме народов. Похоже на то! У нас нет даже свободы исчезнуть из этого мира, не говоря уж о какой другой. У нас – лишь радио «Свобода». Лишь радио и то, чтоб врать напропалую. А у этого Людоеда кофейного – есть Свобода, причем без дураков – настоящая. И он волен есть, кого хочет, и его съесть можно. Ограничений нет.

А мы – считаны.

Мало нас - белых.

ЭКОЛОГИЯ – ВРАГ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Однажды Фонд Опенгеймера ЮАР объявил конкурс на стипендию Вильсона по экологии. Я подал заявку. Предложил коробочку, которую сам изобрел. Коробочка размером с пачку папирос «Казбек». В ней три патрубка: по одному втекает вода (любая: хоть морская, хоть из канализации, хоть из болота), а по другому вытекает. А вот из третьего патрубка капли капают, кап – кап. Не торопясь, но за четверть часа стакан набирается. Дистиллированной воды! Причем вода не просто дистиллированная, а супер дистиллированная - бидистиллят. Вода никаких примесей не содержит, ее даже пить противно – нужно грязную добавлять для вкуса. А что касается производительности устройства, то при желании я его величиной с дом сделаю, будете бидистиллят ведрами оттаскивать.

Идея южно-африканцам понравилась, прислали 17 тыс. баксов и билет на самолет. Приезжай, мол. Я и полетел. Сначала до Иоганесбурга, потом до Кейптауна. До Стелленбоша добирался уже на машине. Стелленбош оказался административно-культурным центром буров (Помните Англо-Бурскую войну из песни «Трасвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне»? Так это они). Буры как придерживались рабовладельческой идеологии, так и придерживаются. Несмотря ни на какие вопли международной общественности. Принимали меня на высшем локальном уровне.

Поехали в деревню на полевые испытания. Хижины на курьих ножках, рахитичные негритята, больные старики-старухи. Кругом болота, болота, болота. Бульон болезнетворных бактерий. Есть где развернуться на ниве экологии, охраны окружающей среды, да спасения душ человеческих.

Нашел я ручеек, положил коробочку на камень (чем теплей вода, тем лучше, коробочка заранее покрашена в черный цвет, чтоб грелась на солнце) и пустил самотеком через нее воду. Вскоре накапал стакан первача. Попробовали и одобрили. Особенно порадовались, что все – на халяву: ни насосов для прокачки воды, ни нагревателей, ни химикатов, ничего не надо. Все само работает. Как вечный двигатель!

Мер, однако, задумался.

- Правильно ли я понял, что если мы внедрим ваше изобретение, то аборигены вместо грязной болотной жижи начнут пить чистую воду и их смертность уменьшится?

- Ну да! – обрадовался я его сообразительности.

- Тогда Вы - наш враг, Вы – наш страшный враг!

- ?!!!

- Врубитесь в ситуацию. Нас белых, т.е. тех, кто поддерживает в этих краях цивилизацию, порядка 300 тыс. А их – 10 миллионов. У нас 1 – 2 ребенка в семье, а у них – 18. Медицина и сюда добирается, все больше детей выживает. А ведь местные – не просто дикари, они – людоеды. Сейчас они кушают соседей, а расплодятся – сожрут всю Африку! Если мы начнем воду чистить, то через 20 лет во всей округе не окажется ни одного белого. И от нашей цивилизации (равно, как и от вашей, кстати) останется мокрое место. Нет! Пусть пьют местную водицу, пока мы не придумаем, как законопослушно сократить их поголовье. Давайте так. Мы Ваше устройство утопим от греха в этом же болоте. Вам предоставим виллу с садом, бассейном, кондиционером, полную обслугу, вино, овощи-фрукты. Гуляй себе по горам, Африкой любуйся, вернешься домой - рассказать будешь. А воду чисть у себя в России. Если кто позволит.

Так и сделали.

РАДОНОВЫЙ ПОИСК

Дроля мой! Ах, дроля мой!

Где же ты шатаешься?!

Сидел я на вилле под Стелленбошем, меня никто не трогал и я никого не трогал. Пребывал в гармонии с окружающей средой. Но зачесалась у меня левая бровь. Четкая примета. Известно: правая бровь чешется к радости, левая – на потных коней смотреть. Примета к странствиям. Подождал я немного – не зачешется ли и правая, чтоб путешествие было в радость, но нет, чешется сильно, но лишь одна - левая. Пора в путь - дороги к избе не приставишь! И то правда, прокачусь-ка я по Африке, радон поищу. Глядишь, просвещусь, облагодетельствую аборигенов и сам обогащусь...

Интернет подтвердил: здесь есть, где развернуться. Надо понимать, что ЮАР занимает первое место в мире по добыче золота, платины, хромитов, марганцовой руды, сурьмы и алмазов. Процветает добыча урана, железной и медной руды, каменного угля, асбеста и много еще чего, кому-то полезного. А что такое горно-рудная промышленность? Это - пыль, аэрозоли с адсорбирванными на них тяжелыми металлами, газы – взрывчатые, токсичные и радиоактивные. Среди них – вездесущий радон. Причем еще вопрос: где его больше на урановых или угольных шахтах. Большой вопрос!

А у меня – собственные методики мониторинга радона: простые, оперативные, точные, надежные. Думаете – на уровне мировых стандартов?! Ни в коем случае! Намного лучше: мировым стандартам еще пахать и пахать до моих достижений. Лет пятьдесят, как минимум.

… Интересно испытать их в новых реальных условиях? Интересно! Можно заработать на буржуях? Можно и нужно! Нужно предупредить шахтеров, население, туристов и домохозяек об опасности бытового и техногенного радона? Нужно! Будут они за это носить меня на руках? Должны!

Сколотил было инициативную группу, но выяснилось печальное обстоятельство. Основные урановые рудники расположены на территории Намибии, а республика Намибия в 1990 году сбросила иго ЮАР и стала независимой. Хотя она и входит в Содружество, но радости мало – виза нужна. А кто мне ее даст?! Облом! Но, как пел Высотский: «Если я чего решил, так выпью обязательно, хотя я к этим шуткам отношусь крайне отрицательно». Погранцы что стерегут? Правильно - главное шоссе. Так мы по проселкам прорвемся. А что касается законопослушания, то я ведь ни немец-перец какой-нибудь, я – русский!

Вор никогда не станет прачкой!

Начал подготовку к охоте на радон. Арендовал лендровер. Зверь-машина, доложу я вам, – сарай вездеходный. Погрузил канистры с бензином, водой и вином, галеты, мешки с сублимированным мясом, примус, чайник, заварку, спальник, палатку, фотоаппарат – все, как доктор прописал: от плавок до ватника. Ну, и детекторы радона, да мембранные аппараты селективной очистки, естественно, тоже. Сунул в бардачек словарь, карты, и поехал.

Великий сказал: «Умей жить в пути!»

Трудности начались уже в Стелленбоше. Я, конечно, знал, что в ЮАР левостороннее движение, как и в любой другой стране с англо-сакскими привычками. Знал, но не придал значения. Да и зачем: обитаю в университетском городке, транспорта нет, так что кроме как от велосипедистов да роллеров уворачиваться не от кого. А тут взглянешь: Мама! По правой стороне дороге прямо в лоб мчится машина. Сердце падает и возвращается на место, когда она пронесется мимо, и до тебя дойдет, что сам ты на левой полосе находишься. На перекрестке загорается зеленый свет, и ты бьешься рукой о правую дверцу – рукоятку переключателя скоростей ищешь. Забавно, если учесть, что в тачке автомат стоит, которым, кстати, я то же никогда ранее не пользовался.

В Москве автолюбители выставляют лозунг: ПУТАЮ ПЕДАЛИ. Тот самый случай!

Понятно, что первую часть пути мне было не до любованья окрестностями. Машина шла на не типичной для моих привычек скорости в 160 км/час, но меня постоянно кто-то обгонял, причем - справа. Все законно, но я каждый раз удивлялся. Дорога описывала виражи, круто забираясь по отвесному обрыву на столовую гору Большого Уступа. Что это за уступ, относится он к Драконовым горам или просто к Капским – установить не удалось. Не до того было! Субтропические (муссонные) леса и жестколистные вечнозеленые кустарники, по-видимому, менялись на опустыненную саванну, степь, кустарниковую полупустыню и просто пустыню. Ничего этого я не заметил, врать не буду. Только пролетев сотню миль по плоскогорью, я, наконец, овладел машиной и правилами дорожного движения, что обеспечило возможность глянуть на окружающую действительность. Тем более, что на широком шоссе я был совершенно один и мог безнаказанно выписывать кренделя. Дорога, хоть кубарем ступай!

Эх, даешь простор степной, без реакции цепной!

Действительность оказалась так себе. Одно слово: саванна. Ну, а раз саванна, значит имеет место четкая смена сухого и дождливого сезонов. И южно-африканская депрессия, кстати. Область на редкость сильно пониженного давления. Особенно зимой, а сейчас зима и есть (в Москве – лето). Аномально низкое давление – радость на любителя. Я к таким не отношусь. Признаков каких-либо сельхоз работ не наблюдалось. Мелькали клочья слоновой травы (без слонов), одиночные деревья (без плодов-шишек), да кучка кустов - зонтиковых акаций. Бензозаправки – в тени огромных баобабов. Опять же врать не хочу, но один имел ствол, окружность которого составляла метров тридцать. Не меньше!

Довольно скоро я добрался до пустыни Калахари. Бо-о-льшой пустыни. Обширная область в пределах Ботсваны, ЮАР, Намибии, Замбии, Зимбабве и Анголы. Шесть границ государств, а где они? Даже дорогу спросить не у кого. Пустыня какая-то не типичная, по крайней мере не похожа на те, по которым гулялось в нашей Азии. Высота прилична – свыше 1000 м над уровнем моря, а впечатление не горы, а впадины с задранными краями. Явно область внутреннего стока. Поверхность отнюдь не плоская. Ветер потрудился не мало, кругом дюны-барханы – (эоловые формы рельефа, кажется). Но не песок, а плотная, плотная глина – результат накопления перенесенных ветром частиц. В целом, впечатление удручающее. Особенно, если вспомнишь, что в двадцатом веке многие летчики потерпели аварию и приземлились в Калахари, но никто из нее не вышел – все погибли от жажды. Колодцев нет и быть не может. Тем не менее, Калахари заселена людьми – кочуют себе по ней как-то. Говорят, пучки сухой травы кидают в ямки на ночь, на траве конденсируется влага, аборигены ее сосут и им хватает. Может быть, может быть...

… Когда-нибудь расскажу, как колесил по Калахарским просторам, обходя воображаемые армейские посты, как ночевал под открытым небом в сдуваемой ветром палатке, как менял вино на кимберлит. (При случае, напомните о Национальном парке «Берег Скелетов», там вместо скелетов оказались тощие мазохистки. Забавная вышла история - еле ноги унес). Сейчас же не хочу отвлекаться от любимой темы – радона.

А в одиночку шляться по опустыненным саванам не советую. Ох! Не советую...

Путник едет в чистом поле

Путник стонет

Страшно, страшно поневоле.

В гордом одиночестве летел я по ослепительно сиявшей автостраде, прорезавшей раскаленную сковородку, уповая на надежность кондиционера. Было зябко...

… Долго ли, коротко, но достиг я конца плоскогорья. Там, с очередного уступа, обрывающегося с высоты 2600 м, увидел Атлантический океан и прибрежную пустыню Намиб. «Море!» – возопил я так же радостно, как матрос Колумба: «Земля!». Быстро, быстро скатился вниз и искупался. Климат там оказался тропическим, но сухим. Как это может быть – не понимаю, но это так! Форсировал реку Оранжевую (Апельсиновую, если кто не владеет английским). Большая река, кстати, - длина 2000 км, не даром по ней идет граница ЮАР. Сейчас она была особенно широка – последствия недавнего гигантского наводнения, можно сказать – потопа. Катит свои бурные воды в Атлантический океан. Говорят, она при малой воде порожиста, вот бы на байдарке спуститься! Или золото помыть! Но не сейчас. Сейчас нельзя – последствия дурного колдовства еще не преодолели.

На юге Африки настала жестокая засуха. Стали молиться. Колдун ударил в барабаны, тетки, задрав зады, поползли на четвереньках. Помогло! Через день начался дождь и шел четыре месяца. Замбию смыло. Вот уж, действительно, заставь дурака Богу молиться.

… Досталось и ЮАР. Реки Оранжевая и, особенно, Лимпопо разлились, и затопили огромные территории. Но главное - разрушили фермы. И теперь грустные «скотоводы», бродят по окрестностям и разыскивают своих сбежавших питомцев: львов, крокодилов, бегемотов, питонов. Хищники домой не спешит, а входят во вкус дикой жизни, лакомясь двуногими.

Пересек я границу нелегально, и рванул прямо в столицу Намибии - славный город Виндхук. (Слыхали о таком? То-то же!). Не хуже других, кстати, резиденций много: президент, парламент, правительство. Жителей где-то 150 тысяч, международный аэропорт есть, но главное – торговый центр. (Опять же хочется изобразить в красках, что это за торговый центр, но – некогда). Скажу лишь, что если в ЮАР сквозь английские одежды просвечивает голландско-бурско-французское исподнее, то в Намибии от английского снобизма несет немецко-бюргерским мещанством. Ощущаешь, что с 1884 по 1915 гг. эта территория была Германским протекторатом, и лишь в 1915 она оккупирована ЮАС, установившей в ней систему апартеида. В 1990 – Намибия получила независимость. Зачем – сама не знает.

Виндхук населяют разные национальности: овамбо, кованго, гереро и т.п. Но как их различать, ей богу, не знаю. (В ЮАР я тоже не четко отличал бушменов, готентотов, бату, хотя знатоки говорят, что между ними нет ничего общего. Ну, так на то они и знатоки.)

Просквозив столицу, я попал в морской порт Людериц и припарковался у дверей головной конторы фирмы, эксплуатирующей урановые рудники. Приняли меня хорошо, все ж – таки я белый (после Калахари белой у меня была лишь кожа под плавками, да и ту я не демонстрировал), почти родственник. Осмотрели мои детекторы, документацию и восхитились. Но покупать отказались: не зачем!

- Вы хотите сказать, что урановые руды не выделяют радон? – поинтересовался я вкрадчиво.

- Выделяют и не мало. Но мы знаем об этом, знаем и боимся. И так работяги обвиняют радон во всех бедах и требуют компенсаций. Но мы видим опасность и принимаем все меры для ее устранения: руду покрываем специальным лаком, блокирующим миграцию радона, отработанные пласты герметически закрываем, а штольни непрерывно и сильно проветриваем. Так что рабочие вдыхают радона меньше, чем мы с вами в этом кабинете. А детекторы ваши – нам даром не нужны. Весь мониторинг – на японской аппаратуре, полностью автоматической, а главное – сертифицированной. Что заложено в наши ГОСТы, тем мы и мерим. А за вашу технику будущего кто ответит?!

Грустно согласился с ними, заглянул в Уолфиш-Бей и отправился восвояси. Вновь нелегально пересек границу (на этот раз нахально по трассе), но двинул не на юг к Кейптауну, а на северо-восток в Преторию. Петляющий мой путь привел к Крюгер парку - крупнейшему национальному заповеднику ЮАР. Обойти его нельзя – он граничит с Мозамбиком и занимает огромную территорию (2 миллиона гектаров), сравнимую с территорией среднего европейского государства (больше Израиля, кстати), причем протянулся с севера на юг на 350 км. Из плаката на входе узнал, что основан он в 1898 г. и что здесь живет более 250000 животных 147 видов, включая представителей большой пятёрки (300 чёрных носорогов, 2500 белых носорогов, 8000 слонов, 900 леопардов, 15 000 буйволов и 2000 львов). Здесь обитают 507 разновидностей птиц, 49 видов рыб и 148 рептилий. Не слабо! Да и растительный мир вполне разнообразен. Саванна, естественно, но зато – парковая саванна! Река Лимпопо (Лимпопо! Лимпопо! Лимпопо! Не ходите, дети, в Африку гулять! И далее по тексту: В Африке опасно, в Африке ужасно!) мирно катила свои воды в океан, теперь уже Индийский. Речка длинная – 1600 км. Я несколько раз пересек ее в верховьях, где она, кстати, называется Крокодиловой, полностью оправдывая имя.

Любоваться флорой-фауной и ландшафтом Парка было недосуг, да и денег за вход платить не хотелось. Поэтому некоторое время двигался вдоль границы парка, нашел дыру в заборе, и рванул по прямой. Слоны-львы-носороги мало волновали: день, жара – дрыхнут, небось, где-то в тенечке (по крайней мере, я так на их месте поступил бы). Так что кроме стада каких-то копытных, бросившихся в рассыпную от моего мотосарая, никого не встретил. Зато увязались полицейские (или егеря-охранники – не знаю как назвать эту публику). Пришлось устроить ралли, так что проскочил парк на одном дыхании.

Преодолев на выходе валы колючей проволоки, тут же тормознул, разбил палатку на берегу речки и раскочегарил примус. Нельзя жить на одном вине, чайком разбавлять надо. В вода тут, кстати, грязная и заразная, так что пришлось добывать дистиллят по каплям из моего мембранного аппарата. Настала ночь. Черная ночь, без луны, но со звездами. Чужими звездами: никаких тебе Кассиопей с Орионами, но Южный Крест (Crux – по латыни). Все-таки Бог - предусмотрительный творец, учел потребности людей, особенно землепроходцев и мореплавателей. В Северном полушарии он разместил на небе Большую Медведицу и Полярную звезду, чтобы зафиксировать Северный полюс. В Южном же полушарии он организовал созвездие Южный Крест, более длинная перекладина которого почти точно указывает на Южный полюс мира. Прекрасный пример сочетания эстетики и пользы.

Пора ночевать. Растянулся я в палатке и задремал под гул цикад. Тут-то и возник Он. ХОР АФРИКИ! Я читал о нем, мечтал послушать и даже сокрушался, что вот давно по Африке шляюсь, а экзотикой обойден.

Осуществляются мечты! Кто-то на немыслимо высоких частотах, срываясь в ультразвук, выводил рулады, кто-то предпочитал гнусавить в низком диапазоне, стремясь к инфразвуку. Кто-то истерически рыдал и хохотал. Кто-то кого-то звал, шлепая хвостом по воде. Вой, рев, лай, треск, хрип, шипенье. И пенье птиц. Самовыражалась окружающая среда. Густо заселенный мир заявлял о себе. Каждый исполнял соло, получался хор.

Соблюдайте мою тишину, ребята.

Жизнь была всюду – в том числе – в палатке. Грозно шипела кобра (а, может, какой другой аспид), заползая ко мне в спальник, тент вздрагивал от крыльев летучих мышей, заполонивших пространство, хихикающие обезьяны рвали стропы, лев грыз сапог...

… Впал в забытье и проснулся он грозного гула. Мухи Цеце (каждая длиной в 2 см) роились под коньком палатки. Некоторые с разгона ударялись в марлевое окно и падали мне на физиономию.

Как тут не вспомнить модного ныне Блеза Паскаля: «Могущество мух: они выигрывают сражения, отупляют наши души, терзают тела». Не то слово! «Не удивляйтесь, что он рассуждает плохо: муха жужжит над его ухом; этого довольно, чтобы сделать его неспособным к правильному решению». Хорошо Паскалю катить бочку на одну муху! А тут вон их сколько, и не навозных, а Це-це! Вспомнив о сонной болезни (сам я поспать люблю, но исключительно добровольно, заражать меня этим не надо), быстро покинул помещенье.

Было довольно светло, хотя солнце отсутствовало. От праздничного концерта местной филармонии болела голова. Завтракать не стал, просто хватанул полкружки рома и сел за руль. Но гоняться за радоном как-то расхотелось, а захотелось вернуться в Парк и рассмотреть солистов. Хотя бы основных. Здесь к животным «большой пятерки» относят льва, слона, белого носорога, леопарда и буйвола баффало. Эта пятерка организована вовсе не по принципу размера. Более того, на первом месте в ней стоит баффало (черный буйвол). Выбор сделан с точки зрения охотника - это пять самых опасных в охоте животных, а баффало отличаются особой непредсказуемостью. Как выразился один спец: «баффало глядит на тебя так, как будто ты ему должен кучу денег». Баффало в отличие от всех остальных зверей, нападает не для того, чтобы отогнать врага или напугать, а чтобы уничтожить. Поэтому от него не убежать. От черных буйволов больше погибло охотников, чем от львов. Даже на старого одинокого буйвола (его молодые быки выгоняют из стада) львы нападают только впятером. И не все из них доживают до ужина...

Организуем день открытых дверей в зоопарке (Свободу без культуры знаете?). У меня хоть машина закрытая. А вот туристов возят на кабриолетах. Симпатичная девушка, рейнджер и одновременно - гид публично проверяет и заряжает винтовку, закрепленную над приборной панелью машины. С места трогается несколько открытых лендроверов и рассыпаются в долгом поиске. В ходе сафари гиды совещаются по радио, уточняя район поиска. Машины кружат по холмам, вновь и вновь проезжая по одним и тем же дорогам. Наконец, Ура! Львы на горизонте! Туристы вытаскивают фото - киноаппараты и прочие видеокамеры и начинают снимать, снимать, снимать. Слепой охотник стреляет наугад. Будет, что потом показать чадам и домочадцам.

Космической привязки у меня не было. Я был нелегалом, свободным охотником, в свободном поиске. На битой дороге трава не растет, ехать можно.

Первый увиденный мною зверь не требовал пулемета или хотя бы винчестера - это была небольшая антилопа импала. Их называют Макдональдсами - за черную полоску на хвосте и ляжках в виде буквы М, и за то, что их везде много. И прочих антилоп много, среди них попадаются антилопы гну (Как тут «Золотого теленка» не вспомнить!). Каждый раз я медленно подъезжал к подозрительно шевелившимся кустам, и постепенно вид очередной импалы стал меня раздражать. Равно как и мой вид – антилоп. Одной антилопьей паре мое появление испортило интимный момент - дама застеснялась фотоаппарата. Несколько раз мои поиски вознаграждались: встретил семейство жирафов, попадались зебры и надменного вида страусы. Выскочил на смотровую площадку (кстати, ничем не оборудованную в смысле заборов, просто место с хорошим обзором, чтобы лев не подкрался незаметно) на верхушке холма и заметил нескольких белых носорогов. Совсем близко. Они машину не подпустили и скрылись в кустах. При всей своей толщине и внешней неповоротливости, перемещались они бодрой рысью, а в какой-то момент даже перешли на ленивый галоп.

Однако, львов не было. Наконец, я нырнул в кусты и тормознул рядом с парой огромных кошек, сибаритствующих в тени деревьев. Спешился, достал монтировку (а какое еще оружие может быть у русского шоферюги?!) и пошел разбираться. Хотелось кое с кем посчитаться за ночной концерт. Хищники были сыты и одарили меня типично кошачьими презрительно-ленивым взглядом. Жарко, а тут еще гомосапиенс с железяками шляется. Жратвы что ли мало?! Вали отсюда! Одна из львиц оскалилась и зарычала, другая стала к ней ласкаться. Если в тебе 200 кг, то это не просто. Самцов видно не было. Появилась машина с туристами (переоборудованный микроавтобус Фольксваген , какой во времена хиппи звали love bus ), пришлось покинуть лесбиянок.

Постоял на вершине холма и пронаблюдал интересную сценку. В кустах лежали остатки антилопы, результат чьей-то удачной охоты. Покойное копытное служило пиршеством стае диких собак, и нескольких грифов и гиен. Круглоухие, как Микки-Маус, пятнистые, трехцветные дикие африканские собаки - звери смышленые, стремительные и весьма эффективные охотники, уважающие и домашнюю скотину. К сожалению, они восприимчивы к болезням, передаваемым их деревенскими собратьями. Поэтому дикие собаки являются одним из самых редких и охраняемых млекопитающих хищников в Африке. Дикие собаки (мабеко) живут в стаях с высоко организованной социальной структурой. Все члены стаи очень близки, они помогают друг другу выхаживать молодняк и охотиться. Пища делится между всеми членами сообщества, включая тех, кто не может охотиться по старости или болезни или следит за молодняком. Грифов собаки лениво отгоняли, но все же кое-как терпели, а вот кормление гиен явно не входило в их планы. Несколько гиен кружилось в кустах вокруг, пытаясь пробраться поближе. Их время от времени отгоняли. Наконец, какая-то из гиен нагло сунулась вперед и собачье терпение лопнуло. С высоким тявканием, несколько неожиданным для таких крупных зверей, стая устремилась в погоню за гиенами. Пара воров взяла передние лапы в задние и понеслась. Вся компания - удирающие гиены и вереница собак за ними, - пробежала по тропинке, ведущей к водопою. Это не выглядело как спурт гончих - собаки бежали очень размеренно и, казалось, неторопливо. Тем не менее, они легко достали приотставшую гиену и пару раз тяпнули за ляжки. Та завизжала. Напустив страх на охотников до чужого мяса, стая остановилась и, радостно потявкивая, собралась на отмели. Чтобы восстановить социальные контакты и статус членов стаи, видимо.

На толстом, но невысоком дереве сооружено гигантское гнездо. Его хозяева - пара птиц-секретарей с длинными голенастыми ногами недовольно взлетели при моем приближении. В каком-то смысле, это самые прямые продолжатели дела тираннозавров и прочих зверюг древности: родня и по крови и по занятиям - хищники. До появления на арене кошек именно эти огромные наземные птицы были высшими хищниками планеты. По возникновении мяукающих и рычащих конкурентов, птицам пришлось либо адаптироваться и становиться на крыло, либо переселяться в палеонтологические музеи.

Да, недаром по-английски сафари называют game-drive - азартная игра. Повезет, так выиграешь что интересное, а нет, так нет. Краем глаза заметил бегущего параллельным курсом бегемотом. Громадная полуторотонная туша неслась с приличной скоростью - километров 40! Я вспомнил, что бегемот опасен, если окажешься между ним и водоемом. Он может решить, что его отсекают от воды и тогда он нападает. А с таким весом это очень серьезно. Я милостиво пропустил его вперед. Он с поразительной прытью рванул к воде. Наперез спринтеру бросился второй бегемот, готовый грудью защитить родное болото. Широко раскрыв пасть, он кинулся на бегуна, а тот с разбегу нырнул! Не просто кинулся в воду, а именно нырнул, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами! Это, однако, не все. Тут же с ревом всплыл еще один бегемот, размером с первых двух, вместе взятых. Началась разборка.

… Не знаю, кого-то львы-бегемоты прельщают, а мне так больше бабочки нравятся. Если кто и представлен здесь в изобилии, так это они. На них бы и устроить охоту! Экстаза было бы больше. Очень хотелось увидеть слонов. В этих краях их много – почти десять тысяч. Но дело не в числе. Среди них выделяется несколько экземпляров – необыкновенного роста (высотой порядка 5 метров) и старости (под 150 лет). Каждый из них имеет свое имя. Интересно, что художники рисуют их портреты. На аукционе такая картина продается не под обезличенным названием типа «Слон в африканской саванне», а «Портрет Мхумбо» (по смыслу – то же, что портрет Генриха 4-го, короля Франции). Вот бы посмотреть одного такого на воле в пампасах. И пусть бы он за мной побегал.

Но мной опять занялись полицейские, пришлось смыться. Радон зовет! Бог пути кажет.

Вокруг Парка было множество этнических африканских деревень – их я проигнорировал. Но каньоном (Блайд Ривер Каньон, кажется), одним из самых крупных в мире, поинтересовался. Впечатляет, но думаю каньон Чулышмана на Горном Алтае, на котором я пролил столько пота, круче будет. Провинция Мпумаланга, «место восходящего солнца», заполнена грядой Драконовых гор с массой водопадов, ущелий и плато, утесов и пещер, и другими казусами природы. Тормознул, и через «Окно Бога» поглядел с птичьего полета на расстилающиеся равнины, озера, горную страну, ну и на знаменитое ущелье. Опять почувствовал себя песчинкой мироздания. К этому времени я уже вполне овладел традиционным стилем южноафриканского вождения - на мчащейся тачке подъезжал вплотную к машине, идущей впереди с более низкой скоростью, ожидая, что меня пропустят, съехав на обочину. Обычно так и происходило, ибо трудно представить, что кто-то способен выдержать психическую атаку в виде несущегося сзади вездеходного сарая. Тормоза, правда, у моего лендровера были что-то не того не фурычили. Но все-таки иногда срабатывали.

Не проблема: тормоза придумал трус!

Дорога начала спуск в каньон с большой рекой и пошла серпантином. Скорость упала. Как назло, впереди попался тяжело груженый самосвал, ползущий вниз на цыпочках. Обогнать его хотелось, но ни черта не было видно впереди за дождем и поворотами дороги. Неожиданно сзади показались и быстро приблизились огни - ехал огромный грузовик с прицепом, судя по всему, налегке. Водитель явно был джигитом и пошел на обгон и меня и самосвала, даже не снижая скорости. Я тут же пристроился к нему, и дальше ехал с ветерком. Грузовик обгонял всех и вся по встречной полосе, а я плотно сидел у него на хвосте, надеясь, что если кто попадется навстречу, его снесут раньше.

Смерть дорогу сыщет.

Проскочил туннель J.G. Strijdom, перевал Abel Erasmus, города Lydenburg и Belfast, и влетел в Преторию. Раньше мне в столице ЮАР бывать не приходилось. Слышал, что она названа в честь Преториуса, который в начале 19-го века руководил колонизацией бурами земель к северу от реки Вааль (притоку Оранжевой, кстати). Думал, что Претория – маленький городок, где кроме правительства ничего нет (парламент – в Кейптауне), но он оказался большим (свыше миллиона жителей) с развитой металлургией. Очень динамичный город – спокойно поесть негде. Везде забегаловки типа МакДональдса или take-aways (торговля навынос). Ну, и Миллениум-бары (как же без тысячелетия, раз до него дожили!). Видимо, в Претории полагается схватить пищу и куда-то нестись, жуя на ходу. Динамизма южноафриканской столице, кстати, добавляют агентства экскорт-услуг, бордели, иначе говоря.

Заночевал в отельчике с незамысловатым названием That is it (Это – оно!). Хотел было погулять по ночному городу и поинтересовался у хозяйки, безопасно ли это. «Нет проблем, - заверила меня дама, - если вас будет трое, без украшений и фото». Понял! Разумней поспать.

Утром отправился к президентскому дворцу, расположенному на высоком холме с видом на город и поехал в Преторийский зоопарк. Там мне предложили арендовать электрическую жутко тарахтящую машинку для гольфа. Но я не стал. Не вылезая из лендровера осмотрел грандиозный памятник (Monument), сооруженный в честь Великого Трека.

Кто такой этот Трек?! Изобретатель велотрека?! Нет! Памятник воздвигнут в честь переселения в середине 19 века белого населения Южной Африки на север. Великое переселение народов местного масштаба. Дело было так.

В 1488 году португалец Б. Диас обогнул Африку. Через 70 лет не далеко от мыса Доброй Надежды был построен форт Капстад (сейчас известный нам как город Кейптаун). Колонизация Юга Африки началась именно оттуда. Первопроходцами были отнюдь не португальцы (те рванули в Бразилию), а голландцы, затем их поддержали французы (гугеноты-кальвинисты). Они хорошо обосновались на Кейпе. Но начались наполеоновские войны. Пользуясь своим прекрасным флотом, Англия теснила Францию во всем мире. Тем более она не могла пройти мимо базы снабжения на полпути из Англии в Индию. Англичане начали борьбу за Кейптаун и в 1806 году захватили его окончательно (компенсация за поражение при Аустерлице?). Но это еще было полбеды. В 1820-х годах англичане поперли туда толпами и оттеснили голландских колонистов.

Захватив всю Капскую колонию, Великобритания установила свои порядки. Первое, что было сделано – отменено рабство. Такую наглость буры перенести не могли. Погрузив скарб в большие фургоны, африканеры двинули на север. Путь был долгий и трудный: неизведанные края, враждебные племена, суровая природа, неизвестные звери. Надо было перебираться через хребты, скалы, горные стремнины. В один фургон запрягали до 24 пар волов. Внутри фургонов делали из шкур что-то вроде русских полатей, чтобы могли спать женщины и дети. Впереди колонны и по бокам — хорошо вооруженные всадники, на случай непредвиденных опасностей. Колонны передвигались медленно. Выбирали места для остановки на несколько месяцев, чтобы посеять и собрать урожай, запастись провизией для дальнейшего пути.

Это и есть «Великий трек» – «Великое переселение». Героический поход. Именно тогда буры стали охотниками-следопытами, что так ярко проявилось в англо-бурской войне. Великий трек начался в середине 1830-х годов и завершился в середине 1850-х созданием свободных республик Трансвааль (столица Претория) и Оранжевой. Перебрались буры в новые места, населенные агрессивными местными племенами. Африканцы, на чьи земли переселялись буры, считали это грабительским нашествием. Пришлось бурам (коренным плантаторам-рабовладельцам) приступить к уничтожению аборигенов. Негры в долгу не остались. Так они и мутузили друг друга, живя бедно и трудно. Пока не оказалось, что под ногами зарыты сокровища: алмазы и золото. Немереные сокровища!

Слух о богатстве пронесся по Земле. Сюда ринулись проходимцы всех мастей, оттолкнув буров от кормушки. Те попытались сопротивляться и поначалу даже успешно, но англичане их в очередной раз побили. Так и пришлось жить в английской колонии. Правда с большими правами.

…. Я уже, кажется, упоминал, что с 1869 по 1886 г., в этих краях, и к тому же на отдалении друг от друга всего в несколько сотен километров, были обнаружены крупнейшие в мире месторождения алмазов и золота. Алмазы были найдены в конце 60-х годов близ слияния рек Вааль и Оранжевой, в области, названной «Западным Гриквалендом». Одновременно в Свободных Республиках обнаружили и золото. Но сначала не здесь, а в междуречье рек Замбези — Лимпопо. В тот глубинный район Южной Африки европейцы в те времена могли добраться с большим трудом, через безводные пустыни и почти неизведанные земли. Поэтому золотая лихорадка началась лишь полтора десятилетия спустя после алмазной, в середине 80-х годов, когда громадные месторождения золота были обнаружены на уже освоенных европейцами трансваальских землях.

Но я отвлекся.

Проскочил великолепный правительственный ансамбль Union Building, с ухоженными садами, кинул взгляд на Church Square, и зеленый оазис Groenkloof, включающий искусственные горы, тропические леса, озера и водные аттракционы, великолепные отели. Наконец, попал в дом легендарного президента Поля Крюгера, Kruger House (Паулс Крюгер (1825-1904), первый президент бурской республики Траснвааль (1883-1902), в его честь назван тот самый парк, из которого я только что смылся. По национальности - бур, руководитель сопротивления английским войскам в период англо-бурской войны (1899-1902) Первым на англичан напал, кстати. Сначала послал ультиматум, потом двинул войска. Странно только почему англичан все клеймили и клеймят агрессорами-захватчиками?! С неграми он так же воевал не мало. Активный товарищ – под 80 было, а все сражался). Кстати, писатель К. Паустовский в воспоминаниях «Далекие годы» рассказал, как его дядя сопровождал по России президента Крюгера. Казус в том, что тот в России никогда не был. Соврал классик. Бывает!

Можно было посетить алмазную шахту, где был найден самый крупный в мире алмаз – Калинан, 3106 карат, в последствии распиленный на 105 частей, самые большие из которых подарены Британской Империи. Но здесь алмазы добывают открытым способом, радона нет. Значит – не интересно.

Тряхнув головой, я забыл об алмазах и золоте, но вспомнил каменный уголь. На этот раз я решил не связываться с частными фирмами, а направился прямо в Угольное министерство. Чиновник выслушал меня, недоумевая и пожимая плечами. Такого животного не бывает! Я настаивал, и он пригласил спецов. Все смотрели на меня, как на чудо природы:

- Какой радий, какой радон? Вы что-то путаете! У нас не уран в шахте, а уголь. Понимаете? Уголь!

- Уголь произошел из папоротника, - объяснял я терпеливо, - а он – мощный комплексообразователь, высасывал из почвы тяжелые металлы, в том числе – радиоактивные, накапливая их в тканях. А после гибели растений, радий оказался в каменном угле. Да и во вмещающих породах урана много, а где уран-радий – там радон. Его полно в шахтных газах.

- Кто-нибудь видел этот радон у нас, - строго спросил начальник у подчиненных.

- Нет! – отвечали те. - Мы регулярно измеряем состав воздуха в штреках, там кроме метана и углекислого газа ничего нет.

- Но своими методами Вы, в принципе, не можете зарегистрировать радиацию, тем более – альфа-излучение. Нужны специальные детекторы.

- А зачем нам мерить радиацию?!! Мы не на АЭС работаем. ГОСТы – ОСТы такого не требуют. Зачем нам лишняя головная боль! Да и нет такого газа – радона.

Через час дискуссии мне и самому стало казаться, что радон – плод моей больной фантазии. Перегрелся я на солнце Африки, вот мне и мерещится мнимая опасность. Ни радона нет, ни Дорна-Резерфорда-Кюри, его открывших не было, ни вредоносных папортников. А есть прекрасно оснащенные шахты и персонал денно и ношно стоящий на страже здоровья трудящихся. Нечего морочить голову занятым людям. Поблагодарил за внимание и удалился.

Хотел было наведаться в Университет и в Южно-Африканскую академию наук и искусств, но передумал. Эка невидаль: науки и в Москве хватает. Равно как и искусства. Погулял по музею Трансвааля, прослушал легенду о сказочном городе Lost City (затерянный город) в древнем вулкане, и – за баранку. Дорога шла через северные пригороды Йоханнесбурга (Йобург по местному, что йо, то йо!), заселенными богатыми людьми (судя по виллам – очень богатыми), через парк имени Джоржа Харрисона, который в 1886 году первым нашел в этих краях золото, мимо офисов компаний ДеБирс и Англо - Американ, через модерновый университет Witswatersrand и, естественно, через город солнца Сан Сити - королевство отдыха и развлечений. Отрывок рекламы: «О чем бы Вы не мечтали, Вы найдете в фантастическом, величественном городе Солнца с его неповторимыми развлечениями, разнообразием ресторанов и казино, потрясающими тропическими парками, плавательными бассейнами, озерами с водомоторными видами спорта и притягивающей взор долиной волн (???). Его часто пытаются сравнить с Лас - Вегасом, но это не верно. Лас - Вегас - город, а Сан - Сити - развлекательный комплекс, где единственными жителями являются посетители и персонал. Сан - Сити - это африканская попытка раскрыть понятие «роскоши и расточительности». Не знаю, насколько удавшаяся.

… В целом Йоханнесбург произвел впечатление огромного и грязного промышленного города, хоть и со знаменитыми сувенирными магазинами (и живописным рынком Bruma Lake, где торгуют африканскими сувенирами из красного дерева и камня). Финансовый центр страны. То, что доходам здесь уделяют много внимания, я понял когда на светофоре в окно просунулась горилла с пистолетом и предложением сдать Лендровер и кошелек. Однако, незамедлительно получив монтировкой промеж ушей, горилла сочла переговоры неуместными и, полежав чуть-чуть на асфальте, удалилась.

Шоссе пересекало центр Трансвааля – горную (местами – высокогорную) область – Витватерсранд (Гребень живой воды в переводе), сокращенно ранд – крупнейший в мире золотоураносодержащий бассейн. (Понятно теперь, почему валюта ЮАР называется рандом, т.е. гребнем?). Общие запасы золота здесь 20 тыс. тонн, при среднем содержании 10 г на тонну, а запасы оксида урана - 130 тыс. тонн при содержании 0,03%. Недаром за провинции Трансвааль и Оранжевая случилась первая война 20-го века – англо-бурская. Ох, не зря! Здесь добывают руду, из которой извлекают золото, уран и много чего еще полезного. Разрабатывается 10 горизонтов, некоторые из которых – на глубине в четыре километра!

В этом регионе, кстати, чудес хватает. Пример: в 1924 году во время раскопок близ поселка Таунг был обнаружен странный череп. Находка тут же вызвала раскол в среде ученых. Одни уверены, что это останки обезьяноподобного существа. Другие считают, что это череп ребенка древнего человека. Местные ученые (Бергер с Кларком) непреминули выдвинуть гипотезу, что останки принадлежат гуманоиду неземного происхождения. При этом он не умер своей смертью, а погиб - на черепе имеются характерные повреждения. Поскольку произошло это 2,5 миллиона лет назад, то выходит, что инопланетяне посещали нашу планету еще в допотопные времена. Но не только я и инопланетянин гуляли по Трасваалю. В местном лесу всем желающим демонстрируют ступню бога - гигантский след левой ступни человека. Ее обнаружили в начале прошлого века. Длина отпечатка 130 сантиметров, ширина 60 см. Отпечаток настолько отчетлив, что видны даже гребешки почвы, выдавившейся между пальцами. Странно то, что след оставлен на вертикальной гранитной плите. Никто так и не понял: это игра природы, или реальный отпечаток ноги. Африканцы верят в божественное происхождение следа и считают это место священным. Может, правильно делают?

Не удержался и посетил Gold Reef City — центр развлечений и своеобразный музей под открытым небом. «Голд Риф Сити» демонстрирует, как выглядели эти места в первые годы «золотой лихорадки». Точное воспроизведение Йоханнесбурга былых времен. Негры исполняют танцы африканцев под аккомпанемент тамтамов (в том числе - танец шахтеров). Не знаю, насколько они народны, уж больно хорошо тренированы исполнители, да и одежды на них много. Спустился в настоящую крупную шахту «Корона» (глубина 226 метров, не слабо!), пронаблюдал процесс изготовления золотых слитков. Счетчик обнаружил радон, но не много. Для туристов не опасно. На Монетном Дворе посмотрел чеканку знаменитых Крюгеррандов. Выпускаются несколько серий монет — природа, дикие животные ( Большая Пятёрка ), цветок протея (символ ЮАР), морская серия. Покушал в ресторане «Карнивор» с национальной кухней, где предлагали попробовать более 10 видов мясных блюд, в том числе и экзотических: мясо крокодила, импалы, куду и др. Съел крокодила – от конины в Верхоянской столовке геобазы не отличишь. Хотя цена другая...

Проехал исторический городок Отдых Странника (Pilgrims Rest) — самое богатое месторождение россыпного золота в Южной Африке, открытое в 1873 г. Очень хотелось, но не стал отвлекаться на посещение Mac Mac водопадов и сталактитов и сталагмитов в Пещере Чуда, насчитывающей более 2200 миллионов лет. В Крюгерсдорпе (дался северянам этот Крюгер в самом деле! Идол - не хуже Родса для южан) – центр добычи золота и урана (заодно, и центр черной металлургии). Не поленился, подъехал к конторе и поговорил по телефону с каким-то менеджером. Тот признал проблему: и радон есть, и контролируется он плохо, и шахтеры болеют. Но с русскими он дел иметь не желает! Национал-шовинист недорезанный.

Ну что ж, рванем к Индийскому океану. С дорогой особых проблем не было, но были проблемы с провинцией Транскей, которая вообще-то лежала в стороне и меня никак не трогала, тем более – с точки зрения радона. Но ведь любопытно - же! Эта провинция - вотчина южно-африканцев. В годы апартеида она была одним из бантустанов - марионеточных государств, созданных для коренного населения. Местные белые боятся Транскей, объезжают его стороной (иногда делая крюк буквально в тысячу верст) и уж тем более не суются туда ночью. Я же сунулся, и именно ночью. Ну, и получил по заслугам.

Добрый путь, да к нам больше не будь!

Кто ищет приключения на свою задницу, обязательно найдет.

Вывод: пофигизм и монтировка - недостаточное оружие для одиночного путешествия по негритянским вотчинам. Нужен автомат Калашникова, с приствольным гранатометом, естественно.

На берег Индийского океана выскочил в районе курортного городка Кентона. Побродил по дюнам и песчаному пляжу, украшенному множеством скал, источенных волнами в причудливые арки и скульптуры.

Мы здесь одни,

Мы здесь одни

Мы дети дюн и ветра

С моря дул бриз (это по-морскому, вам не понять), а гребни далеких волн светились в темноте, подсвеченные изнутри мерцанием планктона. Вот бы где понырять всласть, да акваланга нет. Зато был паб под типично британским названием «Свинья и свисток». Пошел дождь, зимний и холодный. Хорошо в дорожке пирожок с горошком, особо если вместо пирожка – кружка пива, а ноги – в камине.

И при поиске радона можно поймать кайф.

… По дороге в Грэмстаун, проскочил в поселок Лусикисики и попал в деревню Дудуду, где позавтракал в рыбном ресторане устрицами, и осмотрел геологическую достопримечательность - Столпы Найсны - две огромные скалы из песчаника, ограждающие узкий и глубокий канал, через который морская вода попадает в широкую лагуну в устье реки. Уже затем черт занес меня в лес Найсны, местами весьма густой и труднопроходимый. Вот тут-то я и нашел, что искал. В лесных зарослях расположены заброшенные Милвудские золотоносные рудники. В нескольких небольших сарайчиках собраны механические реликвии давней поры: вагонетки, паровые машины, и шахтовые агрегаты. Залез в одну из неглубоких шахт и прошел пару десятков метров под землей. Шахта - дыра в земле, с перилами в сложных местах. Спустились мы с какой-то туристкой парой. Но я все ж не турист, поэтому пополз на пузе вглубь штрека, в дальний угол, где нашел золотоносные слои. Они были частично затоплены. Но не золото привлекало меня. Я включил дозиметр! Мама родная! Считало так, как никогда в жизни. Бедный счетчик буквально захлебнулся. Да! Вот это радон, так радон – все три изотопа! Такого, пожалуй, нигде не сыщешь. Сколько же старателей погибло от лучевой болезни? Есть ли такая статистика?

В полном восторге выполз я на свет божий. Знают ли эти сытые, богатые и наглые туристы, что только что подверглись зверскому облучению? Понимают ли, что побывали в радиационном поле интенсивность которого не в разы, и не в десятки, а в сотни и может быть в тысячу раз превышает интенсивность подобного поля в центре Чернобыльской зоны отчуждения? Осознают, что схватили дозу сравнимую с дозой, получаемой профессионалом за всю его жизнь?

Нет! Не знают, не понимают, не сознают!

Да, но что должен делать я? Поднять тревогу, подсунуть детектор под нос буржуя и напугать его до смерти?! Зачем? Пусть буржуй оплывает самодовольством. То-то потом в туманном Альбионе, на склоне лет, врачи будут удивляться, откуда у него чего взялось. Пока же ему все нипочем: сам молод, а спутница – еще моложе. Что портить людям настроение? А что касается власть имущих и владельцев рудника, то им проще немедля удавить меня, чем налаживать радиационный контроль, или, не дай Бог, закрывать прииск для туристов, доходов с дураков лишаться.

Да и что такое радон? Подумаешь радон! Радиация, она многим на пользу.

… Возвращался я по Garden Route ( Садовый Путь ), проходящему вдоль побережья Индийского океана. Садов там никаких нет, просто холмы покрыты настоящим лесом, что после опустыненных саван кажется удивительным. Мало мест в мире, где горные вечнозеленые тропические леса спускаются прямо к прибрежной полосе, с их золотистыми дюнами и белоснежными пляжами.

Бесславно окончился мой поход на африканский радон. Ни грантов, ни уважения. Какие же средства народ тратит на свои удовольствия! Дикие деньги! Лишь бы куда-то прокатиться, на что-то посмотреть, да сувенирами удивить чад и домочадцев. Но на экологию, на безопасность, на собственное здоровье, наконец, гроша ломанного не даст. Удавится, не даст. Тем более – на радон. Несмотря на врожденную радиофобию. Одни профи знают о радоне и без меня с ним справляются, другие – не знают, и знать не хотят. Третьи давят Кассандр прямо на месте.

Зря старался!

Зато по стране прокатился и приключений схлопотал кучу. Не даром левая бровь чесалась, а правая – нет.

ЧИСТАЯ БОМБА

Обычно я отправляюсь в путешествие без напутствий от власть имущих. Но перед отъездом в ЮАР, в иностранном отделе ко мне подсел молодой человек, посмотрел анкету, и, узнав из нее, что я радиохимик, посоветовал (настоятельно посоветовал) внимательно отнестись к хранению и утилизации трития. А, заодно, ко всем проблемам с ним связанным.

«Что за черт, - думал я, - причем здесь тритий. Откуда он ЮАР взялся, а если взялся, то что с того! Мягкий бета-излучатель, через 12 лет распадется, и все дела».

Жизнь, однако, разнообразна. Она же удивительна.

Мир помешан на терроризме. Все боятся, что кто-то украдет ядерные материалы, создаст атомную бомбу, и сбросит ее на ближайшее скопление глобалистов. Но страхи – мнимы: атомную бомбу создать практически невозможно. Из чего ее ни делай, из урана-235 или плутония-239, нужны огромные затраты и изощренные технологии. Производство громоздко – для наработки плутония понадобятся мощные ядерные реакторы, а для разделения изотопов урана – десятки тысяч ультрацентрифуг. Завод, имеющий в поперечнике диаметр с десяток километров, скрыть невозможно. Его неминуемо заметят, и незамедлительно разбомбят международные жандармы. Да и тяжела она, атомная бомба, требует мощных средств доставки. В багаже аэробуса ее не провезешь.

Но на свете есть еще термоядерное оружие. Водородная бомба называется. Ее не ждут в руках террористов. Логика проста. Чтобы пошла термоядерная реакция и взорвалась водородная бомба, сначала должна рвануть атомная! А про атомную мы уже все сказали. Если сделать атомную бомбу трудно, то водородную – еще труднее.

Вот тут Дьявол и замешен. Кто сказал, что атомный запал бязателен?! Нельзя ли так устроить, чтоб взорвалось что-то еще (вполне химическое), да так, чтоб термояд остоялся?!

Вопрос, конечно, интересный...

… Если нам удастся заменить ядерную взрывчатку на обычную, то не понадобится ни уран, ни плутоний. Нет нужды в громоздком и дорогостоящем производстве. Единственно, чего не хватит – высококвалифицированного персонала. А люди – дело наживное, плати – и нет проблем. Всех не получишь, но многих. Очень многих...

… Сама же термоядерная бомба, хоть и требует дефицитной начинки, но материалы для нее раздобыть проще. Чем хороша водородная бомба без ядерного запала? Во-первых, она необычайно экономна с точки зрения рабочего вещества. Если заряд атомной бомбы – это десятки килограмм, то водородная начинка – это 0,1 г (100 миллиграмм!) трития в смеси со стабильным дейтерием. При выходе нейтронов порядка 1020, радиус поражения составит сотни метров. Поражение нанесут сверхбыстрые нейтроны. Именно такая бомба и является истинно нейтронной бомбой, а изделие, которое в СМИ называют «нейтронной бомбой» к нейтронной бомбе можно отнести лишь с большой натяжкой. Конечно, такая термоядерная бомба имеет выход нейтронов в тысячу раз меньше, чем стандартная атомная, но и расход дефицитного реакторного материала – в тысячу раз меньше! Во-вторых, термоядерная бомба с безъядерным запалом – «чистая» бомба. В ней нет высокорадиоактивных делящихся материалов, способных загрязнить окружающую местность (как это имеет место при применении атомных зарядов). Да, при взрыве образуется интенсивный поток нейтронов, да, все живое вокруг незамедлительно погибнет, да, нейтроны – продукты термояда, реагируя с некоторыми элементами среды, вызовут ядерные реакции и образование радионуклидов, но! эти радионуклиды – короткоживущие. Уже через 10 минут они полностью распадутся, и вы сможете безбоязненно гулять по эпицентру. В третьих, наработать тритий гораздо легче, чем плутоний или уран-239: возьмите соль лития, положите ее рядом с нейтронным источником (например, рядом с реактором АЭС), через год будете иметь тритий для десятка бомб.

Недостаток такой бомбы тоже известен: пороховой заряд, взрыв которого призван инициировать термоядерную реакцию синтеза дейтерия и трития, должен составлять не менее тонны. Тяжеловато! Так вот: африканские ученые смогли преодолеть этот недостаток. Они предложили новый тип взрывчатки и новый тип конструкции бомбы. В результате вышла не термоядерная бомба, а термоядерный снаряд. Опаснейшая вещь, доложу я вам. Ведь как работает ядерное оружие? По команде Пли! задвижка шахты отъезжает в сторону, из под земли вылетает столб дыма и огня, из него материализуется, как Баба Яга на помеле, гигантская ракета. Сначала она летит вертикально вверх, достигает стратосферы, там разворачивается, ложится на курс и движется к цели десятки минут. Шум, грохот, свет, как при салюте. Такое страшилище немедленно засекают спутники, радары и домохозяйки. Взлетают антиракеты и все! абзац вашему Змею Горынычу! Со снарядом такой фокус не пройдет. Представьте себе: мчится маневрирующий танк и непрерывно палит из пушки. 2 - 5 обычных снарядов, а восьмой – термоядерный. Сможете вы от него защититься? Успеете выпустить антиснаряд? Танк-то бьет прямой наводкой! Снаряд летит долю секунды, да и откуда вам знать, что в нем – водородная бомба?! Эффект же от такого снаряда заметный: стоял стоэтажный небоскреб, а теперь не стоит, все что могло гореть – сгорело, железо и другие металлы испарились, и вместо билдинга имеем яму, диаметром метров 400 и глубиной 50. Покрывающий кратер слой грунта оплавился и зашлоковался на большую глубину. Стоит озаботиться «малым» термоядерным оружием? Стоит!

Когда Запад вытаскивал из тюрьмы Нельсона Манделлу и затаскивал его на вершину власти, основное условие было – немедленное разоружение. Манделла - не Хусейн, спорить не стал (он вообще ни о чем не имел понятия) и запустил инспекторов, куда им хотелось. Выяснилось, что всего было изготовлено три снаряда: два успешно взорвали еще при апартеиде, а третий публично демонтировали с участием международной комиссии, завод снесли с лица земли, а чертежи торжественно сожгли. Радости было! Но тут поползли слухи, что существовала четвертая бомба (самая совершенная), и имела вид не снаряда, а чемодана. Т.е. легко переносилась с места на место (Думаете она распространяла вокруг себя смертельную радиацию? Ничего подобного! Излучение трития поглощает листик бумаги, а больше ничего излучающего в бомбе нет. Так что такой чемоданчик можете спокойно возить в багаже, а потом разместить в подвале какого-либо дома, раздражающего вас своим видом. Настроение придет – взорвете его по радио, и все дела).

Слухи о четвертом снаряде ЮАР поставили на уши все разведки мира. Чем больше копали, тем больше убеждались, что его таки удалось изготовить. Но кто, где, когда? Где сам снаряд, или хотя бы его чертежи – неизвестно.

Может где лежит, а может где гуляет

….

ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС

Какие ассоциации вызывают у вас слова: железный занавес, блокада, диктатура меньшинства, апартеид? Наверно – не хорошие. Вот и у меня тоже. Ведь в какой стране я вырос? Островок в море холодной войны, кругом железный занавес, нос не высунешь, внутри – сталинизм, коммунизм, волюнтаризм. Да, и экономика, которая должна быть экономной. В том смысле, что ни продуктов, ни товаров. Застой, балет да ракеты. Вот так и в ЮАР, полагал я, там - блокада, в стране – пустота, апартеид, белое меньшинство третирует черное большинство, уставшее государство. И вот радость: занавес рухнул, ворвалась свобода, товары, нефть, демократия. Негр у власти – апартеид в гробу. Возможно, следы былого еще остались, да за три года все уйдет, я буду вживаться в страну, а она – расцветать...

… В действительности все оказалось наоборот. Совсем наоборот!

Приехал я в современную, процветающую, демократического страну, а уезжал из разоренного средневекового государства с черным фашизмом у власти.

А что вы хотите? Торжество глобализма!

Для страны с хорошими ресурсами, изоляция, блокада, железный занавес – большое благо. Если говорить о развитии науки-техники. До всего надо доходить самому, шевелить мозгами, развивать интеллект. Халявы нет! Как вы думаете: из-за чего бастуют студенты ЮАР, из-за чего, под гром барабанов, маршируют они по университетским аллеям? Из-за парковок! Машин – видимо-невидимо (у каждого студента-аспиранта, преподавателя, лаборанта), а парковок нет. Точнее, их – море, на каждом шагу. Но все равно – не хватает. Вопрос: а на чем ездит весь этот транспорт (местного производства, кстати). В стране нет месторождений ни нефти, ни газа. Блокада, литр солярки не завезешь. Откуда же бензин? Из угля! Угля в ЮАР много. Немцы (фашисты недобитые) бежали сюда после войны и завезли технологии газификации твердого топлива (мечта Украины!). Простые, дешевые и эффективные. Построили заводы и стали из угля получать углеводы, а из них бензин. Поди плохо! Но этим они не ограничились: зачем нам шахты, пыль-грязь, гремучий газ, да и сами шахтеры. Они организовали подземную газификацию угля. Представляете! Поджигают с одного конца угольный пласт, а на выходе получают не какой-то там метан, или – не дай Бог – углекислый газ, а бензин. Химики-фокусники!

В ЮАР была сделана первая в мире пересадка сердца, построены атомные электростанции, создана водородная бомба (о ракетах я уж не говорю) и все – оригинальной конструкции, все – по своим идеям (не как японцы, например). Развитая промышленность обеспечивала всем – от легированной стали до полимеров, от колбас до ботинок, от пятноводителей до спутников. Все было: и институты, и заводы, и ученые, и врачи и профессора.

А что я увидел, появившись в ЮАР вскоре после прихода к власти (не без помощи Запада, естественно) Нельсона Манделлы, свержения апартеида, снятия блокады и открытия границ? Торжество демократии, либерализма, равенство полов, рас и наций? Может быть, может быть Но я смотрел с другой точки зрения и видел нечто другое. Горящие фермы, затопленные говном пляжи, разоренные виллы, брошенные заводы и шахты. Пакующие чемоданы ученые, инженеры, врачи. Массовая распродажа движимости-недвижимости и бегство белых из страны. В Канаду, в Австралию – куда глаза глядят...

Любое местное производство стало не рентабельным и не эффективным. Ближневосточная нефть хлынула потоком, немедленно уничтожив всю углепереработку, и основанную на ней химию, в том числе – полимерную. Дешевые «япономарки» немедленно вытеснили местные «Жуки». Волна китайского ширпотреба смыла все местные товары. Из продажи исчезли родные овощи-фрукты и даже рыба. Появилась черная икра, селедка и хек. Все привозное. Яблоки, бананы, апельсины и т.п. – все, как одна мать родила, и все, как в Москве, Лондоне и Пекине. Сады ломятся от местных груш, вишен и других плодов, никто их не собирает и не продает. Не выгодно! Дешевле сгноить. Итог: массовое (здесь – читай полное) закрытие местных заводов и ферм, массовые увольнение, безработица, нищета. Если б случилась в ЮАР атомная война, то и то последствия были слабее (Ну как тут не вспомнить Россию, то же открывшую границы на встречу Свободе и гибели!).

А науке вообще пришел конец, равно, как образованию. Зачем учить своих, когда, если что, можно позвать спецов из Германии-Голландии, или там России-Китая, где подешевле. Да и что вы, господа-ученые, изобретать собрались?! Новую коробку передач? Так ее проще у Мерседеса закупить, так она еще, поди, лучше качеством будет. Или, может быть, опреснители? Так их в мире сколько хочешь: и большие и маленькие, и дешевые и дорогие, выбирай по вкусу и по карману. Так что в плане прикладной науки, ваши работы точно никому не нужны, пустая трата средств. А что касается фундаментальной, так если в Штатах кто какой закон откроет, так не удержится – обязательно поделится. В Интернете и прочтем.

Кино, естественно, Голливудское, а новости – по CNN.

Не прошло и десятилетия, как ЮАР потеряла свою самобытность (оставив себе черный фашизм и развитой бандитизм), превратилась в чисто сырьевой придаток Запада и стала медленно впадать в Средневековье. Интеллект покинул страну.

Государства в блокаде! Цените одиночество! Охраняйте Железный Занавес, как зеницу ока. Молитесь, чтоб он где – когда не прохудился!

ТЕРРЕНКУР

Одиночество бегуна на дальнюю дистанцию

Проснулся я посреди ночи. Прихватило сердце. Спазма сжала грудь, перекрыла дыханье. Замер, как водолаз. Запаса воздуха хватило - живем дальше. Перевернулся на спину и открыл глаза. Комната заполнена странным мерцающим светом. Светло, как днем. Луна, огромная луна била прожектором в лицо. Такого еще не видел. Даже во времена сталинских салютов, когда прожектора то сходились в небе, высвечивая аэростат с флагом, то расходились в стороны, задевая ненароком балкон, на перилах которого держала меня няня.

Такой луны быть не может...

…. Лунный свет притягивал, манил в высшие сферы. Бросай этот мир, перебирайся в другой! С гордо поднятой головой. Припозднишься – поползешь туда же.

Жуткий кашель, прямо коклюш какой-то сотряс меня.

Был супермен, да весь вышел! Распался на запчасти.

Возраст уже, на пенсию вышел, бесплатно на метро катаюсь. Много чего достиг: расширение вен, тромбофлебит, ишемическая болезнь сердца, форенгит и пузо немалое. Есть чем похвастаться. И психологией пенсионера разжился. Приобрел в Африке с подсказки забастовавшей ноги. Выглядит так. Лезешь по скалам, солнце слепит, жара, воды нет. Колючки раздирают тело на части. Вершина! Сидишь выше облаков, любуешься далями и гордишься собой. На другой день снова лезешь, а оно не лезется! Еле-еле дополз до границы леса. Сел на камушек, хватаешь ртом воздух, как карась в садке, в себя приходишь. Был бы молодым, огорчился немощи, переживал и, возможно, впал в депрессию. А пенсионер? Пенсионер сидит и радуется. Вот пригласили в Африку, деньги потратили. Знать уважают и это - хорошо. В Стелленбош забрался. Аборигены в горы-буши не ходят, а я пошел. И не просто пошел, а до колючки дополз. Замечательно! На следующий день добрел лишь до подножья горы. Что ж, и это хорошо. Ведь не в Переделкино, а в Кейптауне! Могу гулять и радоваться. Ну, а вчера встал и дошел до сортира, пописал. Прекрасно! Не надо ни утки, ни медсестры. Постоянная радость - удел пенсионера.

Это хорошо, но где предел?! Пора кончать???

Что, собственно, я на этом свете делаю, кому я нужен? Ответ: ничего стоящего не делаю и не сделаю. Нужен, как гудок на бане. Ученики выросли, дети-внуки – тоже. Родителей нет, жене надоел еще сорок лет тому назад, равно, как и другим дамам. Кто пожалеет обо мне? Никто! Забудет мир меня. Так чего тянуть время? Ждать рака, инфаркта, инсульта, или чего-то аналогичного? Валяться в параличе или возлежать на операционном столе? Смотреть в чужие руки (если вообще зрение сохранится)? Хороша перспектива! Реальная и ближайшая.

Я свернулся калачиком, натянув оба одеяла. Здесь климат среднеземноморский, в гостиницах выдают два одеяла – толстое пуховое (настоящая перина!) и тонкое шерстяное (типа пледа). Им виднее. Попытался стряхнуть с себя лунный свет и заснуть.

Но лучи проникали сквозь зажмуренные веки. Болело сердце, грудь, нога и поясница. Хорош букетик! Некому на чужбине пожаловаться, да и лекарств здесь не найдешь. Ни говоря уж о том, что они бесполезны. Да, та еще перспектива! Нужно избежать. Но как? Отравиться, повеситься, застрелиться? Но не в командировке же! В Москве проще и разумнее. Только самоубийство, того не богоугодное дело. Слабостью духа отдает. И жесткой детерминированностью.

Случайность привлекательней: катастрофа, дуэль, русская рулетка. Вот замечательное изобретение! Слегка поддав, с веселым настроем позабавить друзей, суешь один патрон в барабан, раскручиваешь его, приставляешь револьвер к виску, нажимаешь курок. Жив остался – всем весело, погиб – еще интересней. За любой результат выпить можно.

Револьвера здесь, впрочем, нет. Равно, как и компании веселых друзей. Обойдемся без них – сыграем с природой. Что мы видим в лунном свете? Видим горы, может для кого и не высокие, но крутые – точно. Скал им не занимать. Дикий мир вокруг цивильного уголка. Мир, враждебный белым, желтым, красным, черным, т.е. – мой мир. Ну, так поиграем...

… Больной пенсионер пойдет (потащится, поползет?) на штурм вершин. Нескольких вершин! Скал, обрывов, пиков, бушей, каньонов. Судьба? Сам Господь Бог решит: пора иль не пора покинуть мне этот мир. Русский я, и играю в русскую рулетку. Право имею!

Луна неподвижно сияла, вибрировала периферия светового столпа.

Рано утром, взяв апельсин и поместив его в полиэтиленовый пакет с эмблемой севен-элевен – местного супермаркета, я отправился в путь. Где-то уже рассвело, но в нашей долине темно. Луна исчезла. Прохлада не напоминала той зверской жары, что царила здесь вчера днем. Река скрылась в тумане, горы исчезли. Хмурый пейзаж.

Солнце впрыгнуло в долину и все преобразило. Атмосфера стала прозрачной, на расстоянии вытянутой руки возникли горы, округа запестрела, как мордовский халат. Цветы многообразных видов, (знакомых, типа роз, пионов, мальв и т.п., но в основном – неизвестных), бабочки с широким размерным спектром, бурые белки на заборах, гигантские черепахи, форсирующие каналы-арыки. Кругом жизнь. Людей только нет. По улицам Стелленбоша (несколько десятков тысяч студентов, между прочим, не говоря уж о другом населении, обитающем тут) я шел один. Как по тайге. Район застроен виллами, об архитектуре которых судить трудно – скрыты за шторами винограда. Над головой висят лимоны. Меня не соблазнишь – кислятина. На некоторых участках - деревья в виде шаров-аэростатов сине-лилово-фиолетовой окраски – мечта Врубеля. На углу - тощая церковь (кирха?) типа – сарай с колокольней.

Улица уперлась в лес. Не лес, конечно, - парк. Огромные деревья (кедр, сосна?) необыкновенной высоты и ширины стволов. Интересно, зачем первые колонисты сажали такие деревья заморских сортов, чуждых местной почве и климату. Ждать пока они вырастут надо 300, а то и 500 лет, диаметр стволов в несколько раз превышает длину двуручной пилы (как их валить прикажете?), корабли-дома из них строить не будешь, орехов не дают. Только ради тени и здорового воздуха? Чистая эстетика?! Или - генетическая память: предки в далекой Европе обрамляли дороги-аллеи пирамидальными тополями, а мы – развесистыми кедрами. Покруче традиция будет.

Думали ли все эти протестанты (публично доказывающие), все эти пуритане (чистые) что трудятся не для своих праправнуков, а для потомков негров, ими же завезенных из Экваториальной Африки. Сейчас их тут нет, но помятая трава, полиэтиленовые пакеты, куски пледов вопят об отрытой ночевке. Есть и другие свидетельства конца апартеида и торжества демократии – следы прошлогоднего пожара. Начиная с середины парка лес мертв. Подлеска нет вовсе, гигантские черные колонны стволов уходят вдаль. Ни хвои, ни шишек. Только обугленная кора, да просвечивающий сквозь нее труп дерева. Цепочка: негры-костры-пожары выстроилась сама собой. Белые лишь наблюдали, как поджегшие лес негры, заворожено смотрели на раздуваемый ветром огонь и даже не пытались что-то тушить. Черная полоса горелого леса, шириной 1,5 – 2 км карабкается на холмы и исчезает в горах. На ее пути изредка торчат каменные остовы сгоревших вилл – напоминание бурам о ближайшей судьбе их дворцов.

Парк, однако, сгорел не весь. Пруды-болота остались. Вокруг них теснится бурная широколистная растительность, а зеркало воды покрывают гигантские блюдца листьев лотоса и белые цветы, диаметром сантиметров тридцать. Но недолго квакать тут лягушкам: лишившись полога леса, пруды высохнут, и местность примет родной вид пустыни. На радость «хозяевам страны». Грустно, как при виде больного раком, еще румяного и бодрого...

….. Я покинул парк и по небольшому выгнутому по дуге мостику пересек местную речку. Небольшая вода громко шумела где-то внизу.

Пора начинать терренкур.

Помню, в детстве я наблюдал, как по асфальтовой, размеченной белой краской дорожке, по-над Сочи, шли-брели отдыхающие. На «станциях» они садились на лавки и отдыхали, отдуваясь. Тропа имела имя: ТЕРРЕНКУР. Слово занятное латино-французско-немецким происхождением. Терра – по латыни земля, террейн – местность (уже – по-французски), ну, а кур – ежу (т.е. немцу) понятно – лечение. Такая вот помесь французского с нижегородским. Российское ли это изобретение, или – международный термин, не знаю. Но смысл понятен – лечение пересеченной местностью (земле-лечение, звучит хуже: вызывает аналогию с водолечением, а она не верна). Так или иначе, но это – лечение, и как всякое лечение – строго регламентировано. Пешие восхождения дозированы по расстоянию, времени и углу подъема.

Пора и мне подлечится. Нервы сдают. Перемещенье - мое леченье. Только вышел, а в рулетки играть расхотелось. (Понятно – луны нет). Пойдем выздоравливать дальше. Не ясно, правда, какие расстояния, углы склонов, высоты над уровнем моря и скорости движенья будут целительны, но горы впереди обещали широкий спектр параметров. Глядишь, резонанс случится.

… Дорога шла сначала вдоль реки, потом отклонилась вверх по притоку. Он был сух. Распадок начал сужаться и оказался перекрыт плотиной, образовавшей небольшое водохранилище. «Источник питьевой воды. Купаться строго воспрещено» – написано на деревянном щите. В тени щита лежала одежда купальщиков и купальщиц. Сами они плескались в воде. «Как в России»,- подумалось мне. Похоже, но не совсем: заливы принадлежали пацанам конкретных рас, они совместно нарушали предписание мэрии, но нарушали раздельно, не вступая в контакт. Огибая водохранилище, взобрался на холм. На вершине его стоял большой (высотой с двухэтажный дом), четырехконечный коричневый крест из кедрового бруса. Надписей не было. Он просто парил над Стелленбошем.

Широкая тропа, почти дорога, атаковала гору в лоб. Без всякого серпантина, она тянула вверх, чередуя пологие участки с крутыми и совсем крутыми. Хромая на обе ноги и заливаясь кашлем, тащился я вверх, набирая высоту. Лиственный лес с густым подлеском кончился и неожиданно перешел в эвкалиптовый. Гигантский gum trees - австралийский эвкалипт. У нас – бесстыдницей называется, из-за голого тела, просвечивающего сквозь рванину коры. Вечнозеленые деревья уходили в высоту тридцатиэтажного дома (это вам не кедр внизу, то же не маленький, кстати, – метров 50 в высоту, но далеко кедру до эвкалипта). Стволы не толстые, годятся для кораблестроения (кому это теперь надо, однако?). Не поленился же кто-то привезти саженцы из Австралии, посадить и приучить жить не на каком-нибудь Колхидском болоте, а на горе. Молодец! Из листьев выделялось эвкалиптовое масло, в тонких лучах солнца шел процесс испарения. Антисептическое и противовоспалительное средство, между прочим.

Баня с эфиром.

Тут опять вспомнилось детство (не часто ли на километр пути?). Я, как всегда, кашляю и мама лечит меня ингаляцией. В кипящей чайник добавлено эвкалиптовое масло и я сквозь трубочку – свернутый лист тонкого картона, обжигаясь, дышу лечебной паровой смесью. В местном лесу нет нужды в устройстве чайник-трубка: округа купалась во влажном горячем воздухе. Русская парная: без пива, но с эфирными маслами. Сначала я задыхался в такой атмосфере, но потом возник лечебный эффект (вот он – терренкур!) и кашель постепенно стих. Шума от меня стало меньше.

Хорошо бы прихватить с собой ароматных эвкалиптовых ветвей для веничка (а есть ли в Стелленбоше баня-то), или листьев для подушки лечебной. Но сейчас не до грибов.

Среди стволов располагались термитники – дома общественных насекомых. Настоящие замки! Все как у людей, община разделена на касты. Естественно! А как еще создашь коммуну? Есть, впрочем, отличия. Здесь каста крылатых живет с кастой бескрылых. Люди, как их на касты не дели, все бескрылые получаются. Рыжие термитники, облепленные плотной глиной, имели разную высоту – от полуметра до 7-8 м по вертикали. Было заметно, что растительность вблизи них сочнее: термиты – важные почвообразователи. Но и древесину разрушают, предпочитая срубы и мебель человека. За что их и уничтожают. Тут, однако, они процветали в симбиозе с лесом.

Тропа сузилась и обнаглела: стала скакать с уступа на уступ, петлять и протискиваться сквозь стволы деревьев или булыжники с меня ростом, но главное – шла вверх все круче и круче. Многие уступы были явно искусственного происхождения – выложены из бревен на манер трамплинов. Зачем? Здесь снега не бывает даже зимой.

Просвещение последовало незамедлительно.

Запыхавшись, сел отдохнуть, свесив ноги с уступа. Только увлекся сравнительным анализом одиночества в толпе и в пустыни, как раздалось гиканье со звоном. Боковым зрением увидел нечто летящее на меня с горы, и сиганул в кусты. Правильно сделал! В том месте, где я только что сидел, возник велосипедист в шлеме, взлетел вверх, пролетел по баллистической кривой, приземлился на камень, вильнул и исчез в щели меж стволами. И как у него руль прошел между ними?! Не успел я осмыслить явление, как появился второй студент на красном горном велосипеде, с тяжелой, типа мотоциклетной, рамой, и крупными пружинами на вилках колес. Он тоже прыгнул. Затем – третий, четвертый, десятый. Я только успевал вертеть головой.

Бешенные вело-слаломисты исчезли и все стихло. Может, приснилось?!

Подниматься дальше по этой тропе расхотелось. Кто знает, что может придти в голову студенту-аспиранту? И сколько их еще в запасе? Так и буду скакать в кусты при каждом шорохе?!

Я покинул тропу и двинул целиной по азимуту, целясь на хребтик, с которого ожидалась тропа на вершину. Сосновый бор. Воздух сухой, насыщенный ароматом, похожим на подмосковный, но гораздо сильнее. Понятно: такой жары у нас не бывает. Вековые сосны с корой цвета марганцовки обеспечивали глубокую тень. Иногда они перемежались железными деревьями с огромными кронами. Попадались и какие-то другие твердолиственные породы – как их зовут не знаю: я не биолог, слава Богу!

Ноги утопали в толстом слое хвои, но идти было легко – кусты не мешали. Трудности обеспечивала пересеченная местность. Я то взбирался на водораздел местного масштаба, то спускался в глубокий каньон. Вверх-вниз, вверх-вниз, по зубцам стиральной доски. Я огибал гору, постепенно набирая высоту. Чем выше – тем уже распадки и тем круче их стены. Лес разорвал застарелый сель. Двинул вверх по нему, твердо ступая по замурованным в глину камням. Движенье ускорилось, но вскоре путь преградили камнепады – ступени по двадцать-тридцать метров высотой. Лазать по ним несподручно. Бросил сель и вновь побрел по сосновому лесу. Сосна эта не здешнего (и вообще не африканского) происхождения. Кто-то, когда-то, откуда-то завез ее сюда, она прижилась и заполонила всю округу. Как сорняк! Теперь правительство ЮАР ежегодно объявляет гранты на способ уничтожения сосны и замены на другие виды. Бесполезно! Но мне сосна нравится, мне - потенциальному туберкулезнику – под ней легче дышится. Да и идти по бору легче, чем по бушу – колючек-то нет!

Случайно схватился рукой за какую-то траву, и почувствовал очень приятный и сильный запах, но так и не нашёл его владельца. А вот куполообразное малиновое соцветие, пахло очень тонко и привлекательно. Нырнул в очередной овраг и тут же пожалел об этом. До сих пор я удачно обходил лесоповал лесного пожара, начавшегося в Стелленбошском парке и охватившего окрестности. Но, видимо, огненная река имела рукава, один из которых и пролетел по этому распадку. Бурелом получился знатный: обугленные бревна всех размеров громоздились друг на друга. Черные, плотно переплетенные ветви преграждали путь. Под этой баррикадой скрывались крупные камни и щели, покрытые головешками, полусгоревшей травой и хвоей. Чтобы преодолеть трудности, их надо сначала создать! Не тривиальная задача. Казавшиеся хрупкими деревья отказывались ломаться и приходилось проползать по ними по технике ужа, наоборот, казавшиеся незыблемыми толстые стволы неожиданно ломались и я летел вниз по ущелью. Несколько раз на меня падали вертикально стоящие сосны, причем из-за одного моего присутствия – я их не трогал. Короче, пришлось забыть о терренкуре, лечении местностью, русской рулетке и прочих глупостях. Озлился я, и попер напрямую.

Вылез я на очередной хребтик и провел личный досмотр. Жалкое зрелище! С ног до головы перемазан углем. И белая рубашка и новые синие джинсы, и руки, и, насколько можно судить, вся морда. Горелые ветки торчали из ушей. Но самое обидное – рубашка порвалась. Да что там рубашка-майка, джинсы, толстые джинсы из плотной ткани, были разорваны в нескольких местах. А ведь второй раз надеты! Восхожденье, можно сказать, еще не началось, а такие потери. Джинсы – не жизнь, их жалко...

…. Уже особо не разбираясь, попер я в гору. То ветровал, то селевые потоки. Тропы нет. Путепролагатель я. Постепенно лес стал редеть и вскоре кончился. Впереди замаячила стена кустов. И вот тут, на границе леса, меня ждало новое препятствие – колючая проволока. Так мирно выглядевший университетский городок, защищен, как Брестская крепость. На некотором расстоянии от Стелленбоша, по всем горам-долинам построена оборонительная стена. Изгородь без разрывов. Это, конечно, не Великая Китайская стена – на колеснице не поедешь. Дзотов тоже нет. Но есть валы колючей проволоки. Вне зависимости от степени развитости рельефа местности, блестящие валы стальной ленты с торчащими иглами, плотно прижимались к земле. Заграждение состояло из трех гибких и колючих труб ажурного плетенья: две лежали на грунте, а третья – сверху, в зазоре. Диаметр труб – около метра, так что в целом забор был с меня ростом. Серьезное препятствие.

Я прошел взад-вперед вдоль забора, надеясь найти шелку между колючкой и землей, чтоб можно было проползти по-пластунски. Не вышло – сделано на совесть. Пришлось возвращаться в горелую долину. Там нашел относительно толстое, относительно прочное и относительно легкое бревно, почти без веток. Как муравей соломинку, потащил его наверх, Смешно подумать: еще недавно я с трудом уносил отсюда ноги без всякого бревна. Все познается в сравнении. Подтащил бревно к Траянским алам, упер один конец его в валун и перекинул на препятствие. Возник полумостик. Пополз по нему, обдирая кору и пуговицы. В середине бревна колючка подо мной стала сминаться, бревно – врезаться в трубу. Пополз шибчее и пересек забор. Бревно начало наклоняться, но уже во внешнюю область. Получилась горка, по ней я и скатился. Символ дружбы рас и народов остался позади.

Теперь из страны белых я перебрался в страну черных – под собственную ответственность. И жители Стелленбоша и приезжие боятся ее, и не высовывают носа. По местным горкам гуляют только немцы, и то – иногда.

Из письма домой: «Бродить по горам ЮАР - удовольствие ниже среднего. Лезешь под палящим солнцем по скалам, да отдираешь одежду с колючек. Поэтому - в горах пусто. Совсем никого.

Лишь мелькнет вдали одинокий немец».

Но негров не стоит бояться. Не в том смысле, что они стесняются грабить и лупить белых – с этим как раз все в порядке – но Або – мужик ленивый, склонный к сибаритству в тенечке. Зачем он в такую жару попрет в горы? Чего он не видел? Так что сколько я не бродил по местным горам, ни негров, ни буров не встречал. Людей тут нет. Равно, как ядовитых змей, о которых аборигены складывают легенды, одна страшней другой. Не знаю, откуда этот фольклор, пресмыкающихся не видно - тут все же не Алтай.

Некоторое время шел вдоль границы леса, не набирая и не теряя высоты, и подсек-таки тропу. Как и ожидалась она шла снизу вверх – надо полагать к вершине. Тропа хорошо обозначала себя по щели-туннелю в кустарнике. Кустарник густой, как живой забор на дачах, и необычайно колючий. Финбос называется. Даже здесь на тропе, на которой кто-то хорошо поработал мачете, достаточно было сделать шаг в сторону, чтобы оказаться прочно пришпиленным тысячами игл-крючков к стенке. Выбраться можно с большими потерями для одежды (если она на тебе еще осталась). Я шел вверх по центру тропы, ничего не трогая, и ни к чему не прикасаясь, но через некоторое время оказался расцарапанным с ног до головы. Как будто с кошкой подрался. Невольно будешь мечтать о сосновом боре.

Тропа - мое спасенье. Трудно себе представить, как далеко я бы продвинулся по целине, без мачете или перочинного ножа хотя бы. Тропа знала свое дело – шла оптимальным путем, огибая камни, прижимы, осыпи и другие препятствия. Плохо одно – уж больно круто для такой высоты - дыхалка сбилась. Постепенно кустарник стал уменьшаться ростом (я уже мог осматривать окрестности) и редеть. Хоть и оставался вполне колючим. С трудом выбрался на альпийские луга, довольно пестренькие – в мелкий цветочек. Растянулся на травке и немного полежал, оправляясь от пережитого. Позагорал на солнышке. Полный штиль, но – высота, жары нет. Да и температура воздуха +30, не выше.

Тропа вновь полезла вверх, но засуетилась перед скалами. Хоть я ждал их (как же без останцов – кигиляхов?!), но они возникли неожиданно. Так себе удовольствие. Дело пошло к штурму крепости, с отвесными стенами, но высотой с 16 – 20-ти этажный дом. Утесы ослепительно блестели на солнце (зря темные очки не взял). Тропа вклинилась в скалы, дробясь на мелкие ручейки. Теперь она часто терялась. Я оценивал общее направление и перехватывал ее. Терял и перехватывал, терял и перехватывал. Иногда она шла вдоль отвесной стены, так что приходилось далеко отклонять туловище в сторону пропасти, пусть пока не глубокой, но все равно непривлекательной для полетов. Сильно мешали пузо, нос и пакет с апельсином. Иногда тропа принимала вид узкой щели, так что подъем осуществлялся за счет рук и попы. Местами можно было идти во весь рост, местами – на четвереньках, местами – ползти. В щелях росли кусты и даже деревья, за корни которых удобно хвататься. Но осторожно! Многие легко рвутся и тело оседает по камню вниз. Но в целом, подъем проходил успешно.

Поднявшись вверх на высоту МГУ, тропа вылезла на сравнительно плоский курумник. Из-за лишайников на камнях, ноги скользили, сами камни тоже шатались и иногда перевертывались. Но чувствовалось, что скоро конец. Тропа, однако, шла не на вершину, а на перевал: за горкой, на которую я лез, оказалась друга горка, повыше первой. Тропа вышла точно на седло между ними и раздвоилась: одна (пошире) шла на первую горку, видимую из Стеленбоша, другая (поуже) – на вторую. Я полез на свою вершину. Круто, но несложно. На макушке горы из железобетонных столбов был сооружен триангуляционный знак с красным фонарем на вышке. В его основании находился небольшой, но все же двухэтажный каменный домик. Оба этажа занимали старые батареи, с окисленными электродами. Новые, видимо, доставляют на вертолете, а старые тут и бросают. Я обошел вышку и домик, подошел к краю пропасти, сел, свесив ноги, на большой плоский камень, выдвинутый далеко вперед в виде балкона. Но без перил, однако. Вид, как с самолета. Непосредственно подо мной – обрыв метров 800, дальше – распадки, русла рек, сливающиеся в одну, леса, виноградники, фермы, сады и сам Стелленбош с башнями банков, кампусами университета, виллами и фермами, и с неизбежным негритянским городком из бочек-ящиков на окраине. На выходе из долины, далеко-далеко, угадывалось море. Напротив меня тоже громоздились горы. Профиль хребта четко рисовался на фоне синего неба. На спине лежал, сложив руки на груди, святой Симон – основатель и покровитель Стелленбоша. Эректированный его член гордо торчал в виде узкого пика.

Эта местность мне знакома, как окраина Китая.

К вопросу об одиночестве. Где мы более одиноки: в толпе, в семье, в компании друзей, или на лоне природы? Что терпимей: понятное, но враждебное, человеческое общество, или непонятная и безразличная к тебе природа? Ты элемент популяции или экосферы? С какой окружающей средой сливаться: с обществом или с природой? Для меня ответы ясны: люди раздражают – и белые и черные, и мужчины и женщины, и дети и взрослые. Одиночество – состояние, которое испытываешь только в большой компании. Но никак ни средь дикой природы. Даже африканской. Мораль: избегай людей и живи в горах необитаемых. Это – понятно. Проблема в другом: а примет ли меня Природа, на кой черт я ей сдался, какая-такая польза ей от меня? Жила она без меня миллиарды лет и дальше проживет, пожалуй...

…. А одинок ли я сейчас? В примитивном, физическом смысле? Ни в коем случае! Пол-Стелленбоша смотрит на меня сквозь очки, бинокли, подзорные трубы и даже телескопы. Я – забавный аттракцион. Меня зовут «Сумасшедший Немец». А как же еще?! Кому придет в голову, что в стане буров завелся русский любитель гор. Да еще с фамилией Бекман. Нет, это конечно, немец (немцы обожают путешествовать и совать нос, куда не надо) и, конечно, сумасшедший – ибо кто в здравом уме полезет за колючку, к змеям и неграм?! Они смотрели и гадали: буду карабкаться на триангуляционный знак, или нет.

Не буду! Другие задачи сегодня. Я совершаю терренкур!

Позировать некогда. Покинул балкон и сбежал с вершинки. Как юный пионер. Так легко, что проскочил седловую точку и взлетел слегка на вторую высоту, чуть не сломав ногу, провалившуюся в какую-то щель. Если первая вершина с трех сторон имела вид обрыва, а с четвертого – каменного кургана с монотонным подъемом, то вторая – более симметрична. Казалось, какой-то крупный ребенок играл в кубики и насыпал их большую кучу. Кубы разных размеров, но в среднем – в двух-трехэтажный дом. Как сказал П.Валери: «Мир беспорядочно усеян упорядоченными формами». Не все камушки целы – многие с отбитыми краями и в той или иной степени покорежены. Часть из них качалась, но в целом конструкция устойчива. Отдуваясь, хватаясь рукой за сердце, которое пыталось пробить ход наружу, истекая потом, карабкался я по камням, как ящерица. Придерживался теневой стороны, ибо солнце и так уже превратило мою рожу в медный таз. В полдень был на вершине.

Вершина являла собой грань куба, на которой кто-то собрал из мелких камней некое подобие тура. Покопавшись, нашел ржавую консервную банку. В ней лежали остатки бумажек, но столь древние, что разобрать ничего не удалось. Сунул туда свою визитку и вернул на место.

Любой труд заслуживает награды. Для меня – чудесный вид. Передо мной пространство в чистом виде (И.Бродский). Панорама открывалась во все стороны. И долина реки (сам город не виден, только виллы на противоположной стороне долины), но по-прежнему над царством гор возлежал озабоченный Симон, а море-океан показало себя во всю ширь. Но особенно впечатлял вид в противоположную сторону – вдаль уходили горы, горы, горы. Хребты теснили друг друга, как волны прибоя. Были они голы, круты и суровы. Некоторые несли снежные шапки, у большинства вершин кружились облака. Туда и лежал мой путь. Там и ждала меня Рулетка.

Вернемся к терренкуру. Программа-минимум выполнена. Подведем итоги. Кашель перестал, нога разошлась. Болит, но держит. Сердце возмущено, но терпит. Так что последствия длительного авиарейса сходят на нет. У меня был знакомый музыкант, который попал в больницу с тромбофлебитом, слетав в Японию. Я тоже провел в самолетном кресле 9 часов. Сидел, сидел и повредился. Теперь лечусь.

Я полулежал, прислонившись спиной к туру и рассматривая третью вершину. Она была существенно выше, чем две покоренные мной, но главное – заканчивалась гладкой, как свечка, скалой. Настоящий Белый Клык! Куча приключений на мою бедную задницу...

…. Пора, однако, на штурм.

Но сначала нужно было позаботиться об обратном пути (в случае выигрыша). В этом плане накоплен негативный опыт. Незадолго до меня здесь бродил профессор Машков. Не знаю точно, куда он взобрался, но только, когда он намылился в обратный путь, тропа исчезла. Обрывы со всех сторон на месте, а тропы нет, как не было! Начало темнеть и он заночевал на утесе, ввиду огней Стелленбоша. Близок локоть, да не укусишь! Всю ночь он не спал: хотелось пить, мерещились змеи. Утром он нашел-таки тропу и благополучно спустился, хотя и повредился здоровьем, можно сказать – слегка умом тронулся, такое на него произвела впечатление незапланированная ночевка. Однако, полечился и все обошлось. Но гулять по местным горкам он уже никому не рекомендовал. Я учел ошибки коллеги. Обернувшись, мысленно сфотографировал местность, нанеся на фото ориентиры тропы. Сделал поправку на ожидавшуюся темноту, а результат запомнил.

Казалось, до третьей вершины рукой подать, но то была оптическая иллюзия. Путь далек. А по короткому пути, туда и вовсе не дойти. Сначала пришлось терять высоту, я спускался все ниже и ниже, ниже курумников, лугов, но все же выше скал. Если б с них свалился, то все – вновь подняться сил не было. Шел я по гребню узкого хребта, имеющего вид зубчатой пилы. Я то поднимался на зуб, то слезал с него. Иногда, правда, обходил сторонкой. Тропы не было. Понятно, она идет по перевалам, огибая вершины, а мне же нужны макушки. Я сейчас – альпинист, а не горный турист какой-то. Лечусь от тромбофлебита, борюсь с инфарктом легких и депрессией.

Тропы не было, но был колючий кустарник, иногда – редкий, иногда довольно густой – не продерешься. В одном краю такой был случай:

Гуляя как-то раз,

Набрел мудрец на куст колючий

И выцарапал глаз.

Но был на редкость он умен,

И, не сказав ни слова,

Забрел в другой кустарник он

И глаз вцарапал снова.

Глаза были пока целы, но джинсы стали исчезать. Ниже колен они превратились в жалкие отрепья. Но и выше зияли дырами. Рубашка тоже пострадала, ее, считай, уже не было. Больше всего, однако, досталось полиэтиленовому пакету с апельсином. Так разодрался, что пришлось выбросить, а апельсин нести в руке. Но вот начался подъем. Если б не чертовы кусты, он не представлял проблемы. Я вытаскивал занозы и любовался окрестностями. Цивилизация исчезла. Нигде никаких признаков жилья и вообще существования человека. Ни животных, ни птиц. Сбылась мечта идиота – я достиг одиночества.

Потратив на тягун пару часов, достиг подножья взлета. Клык имел вид высочайшей крепостной башни, почти круглой. При ближайшем рассмотрении в теле скалы обнаружились многочисленные трещины, в основном идущие вертикально. Но были и горизонтальные. Вопрос заключался в оптимальности маршрута. Сначала путь кажется перспективным, а затем – тупик. После нескольких попыток дело вроде пошло. Цепляясь за все, что можно, описывая спираль за спиралью, постепенно поднялся на треть пика. И застрял: стою на узком (на ширину ступни) карнизе - ни взад, ни вперед. Вперед, вверх и назад перспектив нет – гладкие стены, а назад – тоже, камень, на который я на миг наступил на пути сюда, обвалился и улетел в пропасть. Так что об вернуться не могло быть речи.

Брови нависли, душа на мысли.

Стоял я довольно высоко, как отец Василий, но ни орлы, ни царица Тамар ко мне не прилетали. Все же хотелось возопить: «Снимите меня – я хороший». Мордой елозил по камню. Что за камень, кстати? Во, брожу по горам и не смотрю из чего они сложены. Понятно, что граниты, а какие? Не уж-то лейкократовые? Из каких пород сложен Африканский Шит? Не помню! А ведь сказано: «Поднял камень – пойми его». Если бы у меня был геологический молоток, ледоруб, крючья да веревки...

…. Ну да! Если бы восхождение вел большой отряд, справа и слева были друзья товарищи со страховкой, натянуты канаты-перила, а на груди застегнут карабин. Если бы у меня были горные ботинки, перчатки, темные очки, да молодое сердце (не говоря уж о руках-ногах). Если бы была фляжка с питьевой водой, ракетница в кармане, передатчик за пазухой. Был бы спальник для аварийной ночевки и плащ от дождя.

Если б у бабушки были колеса, то это была бы не бабушка, а дилижанс.

Короче, не было у меня ничего, даже документов. Был апельсин, занимавший всю руку. Собирался я его торжественно съесть на последней вершине, перед возвращением домой, но пришлось уничтожить сейчас. Руки освободил. Да и пить хотелось, ужасно хотелось пить. Жара тут на стенке, ребята, страшная, а пил я последней раз в гостинице. Съев апельсин, долька за долькой, и понаблюдав за падением кожуры, стал соображать, что делать. Долго я тут не простою, это точно. Вертолета нет, а из Стеленбоша меня не видно. Ночевать тут скучно - карниз больно узок. Абзац, бля.

Распластался я, как Христос на кресте, и стал ощупывать окрестности. Пузо мешало, но зато обе руки свободны. Встал на цыпочки и поймал горизонтальную щель меж камнями. Одна рука хваталась свободно, другая – двумя пальцами. Ну, хоть так. Стал я подтягивать на руках свое туловище, елозя ногами по стенке. Надо сказать, я и в детстве-юности не любил таких занятий. Даже на турнике, даже когда легким был. А теперь я вешу килограмм 110, если не все 120. Попробуй подтяни такую тушу, да еще на пальцах.

Но жить захочешь – подтянешься. Подтянулся и я.

Так и действовал дальше. Находил щель, совал туда пальцы, подтягивался, выползал на карниз, перемещался по нему влево-вправо, опять находил щель. Если б у меня были крючья и молоток! (Впрочем, я уже об этом вспоминал). Подъем шел медленно. Солнце палило нещадно. Скала блестела, отражая солнце (альбедо называется). Кожа на мне (везде, ибо я был гол, как эвкалипт) сгорела и покрылась струпьями. Все тело - в глубоких царапинах, причем не только на груди-животе, но и на спине-попе, что странно. Руки кровоточили, некоторых ногтей не было вовсе. Надо было, дураку, хоть берет надеть. Теперь же меня хватил удар (то ли солнечный, то ли тепловой, не понял). Голова закружилась, под глазами пошли черные круги, меня вырвало. Хорошо бы смочить голову водой (Но о воде я уже вспоминал).

Иногда теряя сознание, иногда приходя в себя, я упрямо полз вверх. Сил не было, но навык оставался. Все же – не первая эта горка в моей жизни, совсем не первая.

Мастерство не пропьешь!

Не прошло и часа, как я выполз на вершину. Спаси Бо, спас ибо.

Никакого тура тут не было (Дураков все же мало). Визитку вкладывать было решительно не куда.

Я упал на живот, и отрубился.

Легкий ветерок принес прохладу и привел в чувство. Глянул я: мама! Парю где-то в вышине, а вся местность глубоко, глубоко внизу. Нельзя даже разобрать, что там за растительность. Хорошо бы парашют или дельтаплан (Их я еще не поминал?). А так, как прикажете спускаться? Однако, будем переживать неприятности по мере их поступления.

… Все тот же вопрос: одинок я тут на пике, или нет. Кругом Природа. Неживая, правда. Но приятней живой. Основная жизнь у меня проходит в обществе: я преподаю, и, значит, постоянно общаюсь со студентами, я женат – дочь, зять, внук и прочие родственники, есть друзья, ученики. Откуда же ощущенье, что я делаю людям приятное, а они – мне гадость. Ведь я обижен на всех скопом и каждого, в частности. Знакомлюсь с новым человеком, и сразу жду гадостей. Ждать не долго: так и есть. Все нагло и целенаправленно. Я утерся, и пошел. Переживать. Память хорошая, помню все – и доброе и плохое. Обиды - всю жизнь. Временной диссипации нет. Уверяю вас, если я сейчас встречу своего детсадовского приятеля Сережку Горшкова, то сразу вспомню, чем и когда он меня обидел. Сначала вспомню обиду, а уж потом все остальное (а что, собственно, еще и вспоминать-то?).

Жизнь моя течет в кругу обидчиков. А я – не обращаю внимания. Как будто мы друзья-приятели. Как будто я не присматриваюсь когда и как отомстить за нанесенное оскорбленье. Сразу мстить, или ждать повтора? Я беседую с ним, шучу, работаю, занимаюсь сексом (под обидчиком я понимаю как мужчину, так и женщину; в половом смысле – я нормальной ориентации). Тяжело, однако, иногда – невыносимо. Бывает - срываюсь.

… Раньше я плохо владел собой, на вечеринках меня часто спрашивали: «Что ты такой сердитый? Чем ты не доволен? Может хозяйка капусту пересолила?» Но потом приспособился – стал веселить общество, рассказывая веселые истории, в стиле Барона Мюнхгаузена, Д’Артаньяна, да Тартарена из Тараскона. Эффективное оказалось средство с точки зрения сокрытия мыслей и чувств. Становишься душой общества, ненавидя его.

И рассказы я пишу остросюжетные типа анекдотов. Творческий порыв совпадает с временами депрессии, временами нервного истощения. Если сочинять печальные вещи, вспоминать все обиды, материть подруг-друзей, то точно загремишь в Кащенку. Не говоря уж о том, что эти друзья-подруги быстро рожу начистят, прочтя о себе правду. Неужели все юмористы в быту – мизантропы-меланхолики. Похоже на то.

… Но почему на меня накатывает эта мизантропия, т.е. нелюбовь к людям и даже человеконенавистничество? Причем не всегда, а изредка (влияние фаз луны?). Это – генетика, счастливое, поруганное войной, детство, враждебное классово-национальное окружение, учительская усталость от Иуд? Или это - влияние символов моего гороскопа: рак и змея?

Последнее – самое вероятное. Родился я 7-го июля 1941-го года в 11 часов дня. В целом, вроде – флегматик. Базовые критерии: медлительность, спокойствие, слабое проявление чувств во вне – все налицо? Откуда же меланхолия (черная желчь), склонность к депрессии, грусти, подавленности, не говоря уж о повышенной впечатлительностью? Откуда это тоскливое, подавленное настроение с сознанием собственной никчемности, пессимизмом, с нежданным переходом в оптимизм-пофигизм? Лунный свет, загнавший на пик да вовлекший в терренкур-рулетку?

Астрологи в миг объяснят: стихия воды, покровительство Луны. Женский знак – смена настроений. «Рак легкомысленен и ненадежен, но чувствителен и верен». Это как понимать? «Внешне он может быть груб и холоден, однако в его мягком любящем сердце всегда найдется место состраданию и сочувствию. У Рака-мужчины бывают дни такой беспросветной тоски, что не хочется больше жить, но дурное настроение быстро проходит, и вот уже печаль сменяется радостью».

Ну, положим, не быстро: печаль исчезла лишь на третьей вершине, а радость пока не пришла. Суицидные грезы испарились некстати: слезать-то надо. Депрессия была б гармоничней, шаг – и угу...

… Рулетка скончалась – я сполз с пика. Вниз ступеней не считают. В плачевном состоянии. Идея воды стала навязчивой. Все же организм хорошо обезводился и теперь требовал свое. Нужен источник, а где его взять? Разве у меня что есть карта, кроки, абрис? Компас, спутниковая привязка? Может быть, я здесь бывал неоднократно, и все ручьи наизусть знаю? Или я догадываюсь, где нахожусь, и где у нас теперь Стелленбош? Нет, я уже давно потерялся, заплутал в горах-распадках. Зря, конечно, но что делать?!

Выбор не велик – рвать когти к воде не медля. Я так и сделал. Перевалил на теневой южный склон и стал быстро спускаться, забирая вправо и огибая очередную гору. Нормальные герои всегда идут в обход. Кусты-колючки - не помеха (Эка невидаль!), а вот заросли в каньоне – это да, это препятствие. Сплошной клубок стволов, веток, лиан. Непреодолимое препятствие для двуногого. Так ведь для двуного! Стал я на четвереньки, сунулся туда-сюда и нашел звериную тропку. А чем я не кабан, в сущности. У человека вообще со свиньей много общего. Тем более, если ему пить захотелось. Бодро засеменил я вниз и нос в нос столкнулся косулей (хорошо – не с носорогом!). У дамы глаза стали квадратными, так она удивилась. Шарахнула в сторону и пошла прокладывать новую тропу. Я же легким аллюром продолжил свой путь. Терпкий звериный запах пару раз тормознул меня. Дикобраз? Хорошо бы встретить – было б что вспомнить. Восприятие обострилось, того – гляди собакой стану.

И все же я влетел в речку! Лягушки и зайцы бросились в рассыпную, когда я припал к воде. И пил, пил, пил. Чуть отдохнул, и снова пил.

Carpe diem! – пользуйся мгновеньем.

Через некоторое время я лежал на камне над ручьем. Полноводным, до полуметра ширины на плесах. Вода бежала хорошо, была чистой и холодной. Где-то таял снежник. Глубокая тень, тепло. Что человеку надо?! Я расслабился и заснул (Правильно! Хочешь кушать – ложись спать). Не знаю, сколько проспал (часов у меня не было), но дело шло к вечеру. А у меня четыре вершины по плану. Быстро слез с камня и лег в ручей, образовав запруду. Вращаясь, постепенно промочил всю одежду и слегка смыл запекшуюся кровь. На тело-руки лучше не смотреть, а морду не видно.

В кустах зашуршало-затрещало и на сцене появилась пара бородавочников. Свинья-свиньей, да еще на согнутых коленках. Шея короткая, до корешков не дотянуться (Вся жизнь на четвереньках. Представляете!). Куча выростов на морде усиливала свинское ощущение.

Мы некоторое время рассматривали друг друга.

- Что, козел, уставился, - сказал я кабану, - вали отсюда, пока я из тебя барбекю не сделал! Тот совету не внял. Воткнув клыки в землю, он стал пахать ими в мою сторону. Ручей, однако, не переходил. Тогда я встал, отряхнулся, как собака, и полез на свою горку. Не Кастыль, а Гуля Королева – «Четвертая высота». Ручей исчез в камнях. Ущелье стало узким и мрачным. Света не было (И это в Африке). Весной здесь, вероятно, бушевал мощный водопад. Теперь стенка (метров 50) была суха. Препятствие это загнало меня на грань каньона и сильно удлинило путь.

Настал вечер, когда я преодолел лес-кустарник и вышел на пьедестал последней (надеюсь, на сегодня, не навсегда) горы. Она была высока, явно выше ранее мной покоренных, но сравнительно легка для подъема (в том смысле, что особо больших скал-обрывов не наблюдалось). Но я устал, да и повредился слегка (Традиция: лечишься и калечишься). Путь давался с трудом (а когда он легко давался?!) Было тихо. Странно, но за весь день не увидел (и не услышал) ни одной птицы. Ни одной! Даже орла, завалявшегося. Они что, в Сибирь улетели? Стало темнеть, я было подумал о ночи, но нет – то были тучи. Они быстро сгущались, вершина исчезла, облако окутало окрестность. Стало неясно, куда идти. В тумане исчезли ориентиры, а окружающий ландшафт сразу напомнил преисподнюю дьявола.

Подул ветер и слегка проредил туман. Некая видимость восстановилась. Пошел дождь, сначала слабый, а потом – ливень. И какой! Тот самый водопад. Можно сказать – дождь стоял стеной, если бы он не был горизонтальным. Сильный ветер обмывал мне бок, сдувая с хребта. Не захлебнуться бы. Во! Еще час назад я мечтал о воде и прохладе. Бог услышал мои молитвы! В избытке и то, и другое. Даже перебор! Потоки воды покрывали щиколотки, я вроде как брел по горной речке, вверх по течению. Зачем я надысь в ручье купался?! Напор возрастал, грозя смыть обратно в каньон. Не пойдут ли сели? А то придется катится вниз в смеси песка, воды и камней. Так себе удовольствие. Сверкнула молния, грянул гром, в ушах зазвенело. Однако! Я нырнул в щель меж камней, там оказалась пещерка, вполне сухая. Дуракам везет! Вовремя я смылся – пошел град. Через полчаса туча двинулась дальше, я выполз из укрытия и вновь стал альпинистом. Скользко, очень скользко. Шел мелкий дождь, дул ветер, не сильный, но противный. И стало мне холодно и мерзко. Вот говорят, что Рак обижается на окружающую действительность. А как на нее не обижаться: бурелом, колючки, жара, холод. То нет воды, то она в избытке. Среда царапается и дерется. То жара, то стужа. Невольно меланхоликом станешь.

Так и или иначе, но дрожал я, как осиновый лист. Хорошо полечился! Говорить, что промок бессмысленно. Чему промокать-то? Рубашки нет, равно как одного кеда. Одно синее тело.

… Без радости и энтузиазма взошел я на последнюю вершину. Она, действительно, оказалась выше остальных: небольшие снежники еще сохранились. Но пейзажа не было: мощный слой туч подо мной закрывал все земное. Вверху светило солнце, уже вечернее, но все же – солнце. До неба было не далеко. Так сошлось: четверг, дождь и Рак. «После дождика в четверг, когда Рак на горе свистнет». Сегодня был четверг, дождь только что прошел. Я вложил два пальца в рот и громко свистнул. Эха не было. Свистнул еще раз и стал ждать, не произойдет ли чего ценного после дождика в четверг, когда рак на горе свистнет. Но ничего не случилось, видать Рак не тот, или свист не музыкальный. Только тучи распухли, грозя повторить концерт. Пора сваливать. Погода шепчет, бери расчет.

Я вошел в Стелленбош где-то в 2 часа ночи. Кафе покидали последние завсегдатаи. Луны не было, светили фонари. Профессор шлепал босиком по тротуару, с голым торсом, практически без штанов, сияя бронзовой мордой и свежими шрамами. Посторонился парень с девицей.

- Сумасшедший Немец, - повисло в воздухе.

ОКОНЕЧНОСТЬ

Земля круглая, на краю встретимся.

Мое основное занятие в Африке – математическое моделирование. Диффузионных процессов в мембранном абсорбере с подвижным носителем - для любителей точности. Моделировал я по жаре, моделировал и слегка припух. Глаза заслезились, пошли синие круги. Контуры экрана ТОШИБЫ расплылись. Кровь застоялась, и пообещала разорвать вены. Мышцы атрофировались. Того гляди - за столом и скончаешься.

Больше всех рискует тот, кто не рискует.

Решили размяться, смотаться на оконечность Африки (мыс Доброй Надежды, как нас в школе учили), заодно искупаться.

Дороги хорошие, машина бежит быстро. За рулем, как всегда, Наташа, слева от нее на переднем сиденье Дима – штурман Сусанин, а сзади уж я, развалившись на всем диване – просто так, зевака.

Выехали мы из Стелленбоша и пересекали провинцию Западный Кейп (Саре – мыс, для тех, кто забыл английский, хотя по-русски южную оконечность Африки правильнее назвать полуостровом). Округа изобиловала фруктовыми и виноградными плантациями, фермами (винными, страусовыми и Бог знает еще какими), зарослями диких орхидей и мандариновыми рощами. Мелькали пышные леса с деревьями древних пород, с вековыми дубами и пышными капскими соснами, вечнозеленые кустарники, куски полупустыни, песчаные пляжи, исторические здания, церкви, мечети и Капские горы (довольно высокие – до 2350 м) через отроги которых мы изредка перескакивали.

Местность заселена плотно: смесь культур, религий, традиций, обычаев. Как склад взрывчатки на военном полигоне. Пока тихо, но закуришь – рванет. Польза, однако, есть, особенно для гурманов – хорошо покушать можно. Калейдоскоп различных кухонь: малайские блюда из кари, рыбы и омаров, приготовленные на открытом огне, бараньи ноги или стейки из страуса. Морские деликатесы - лангусты, лобстеры, креветки, кальмары, крабы представлены в изобилии. Местные вина, кстати, - лучшие в мире, а красное вино Pinotage – уникально. Но и без него неплохо, в любой забегаловке обширный набор столовых вин, портвейны, хересы, мускаты, коньяки. Выбирай!

Во всей красе представлена архитектура Кейпа. Побеленные дома в Капско-голландском стиле. Исходно эти дома были рассчитаны на более холодный европейский климат, позднее - адаптированы под особенности местного. Стены стали толще (мне раньше казалось, что на юге дома тонкостенны, оказалось не так), чтобы защищать жильцов от летней жары, хотя конструкция крыши осталась той же. В давние времена путешествия занимали много времени, было много гостей. От того - большие кухни и гостиные. Ну, и бараки для рабов неподалеку, что естественно. Мелькали старинные церкви, краматы (мусульманские храмы) и часовни из песчаника, викторианские бунгало, украшенные венецианским стеклом, огромные поместья страусовых баронов и коттеджи рыбаков на побережье. Иногда встречались гробницы святых мусульман, депортированных из голландских колоний за противостояние властям. Крамат вещь полезная - спиритуально защищает от природных катаклизмов.

По краям дороги периодически возникали продавцы африканских изделий, ракушек, кораллов, шкур, страусиных яиц, оружия, предметов быта и т.д. и т.п. Чего только нет: традиционные фигурки животных из дерева, мыльного камня или малахита, тростниковые плетеные корзины, украшенные бисером, или предметы, имитирующие современные жестяные банки, пластиковые пакеты, и шедевры современного искусства из проволоки.

На дороге установлены указатели, задающие направление на заказники, винные фермы, музеи и даже на наскальную живопись племен Сан - древних охотников. Мы тормознули в городке Мюзенберг, где провел свои последние дни известный деятель Южной Африки Сесиль Джон Родс, потом по его следам попали в ферму Бошендал , где осмотрели дом-музей (Мэнор Хаус), построенный еще в 1812 году. Здесь, кстати, побывали все крупнейшие деятели Англии, Франции, Германии, посещавшие Южную Африку в конце XIX века. Они встречались с ее владельцем, алмазным и золотым магнатом, плантатором - все тем же Сесилем Родсом. Мы же в этом «райском уголке земли» (по словам Р.Киплинга) отдегустировали изысканные вина: не знаю, как в алмазах, а в вине Родс разбирался хорошо.

К морю-океану мы выскочили в районе залива Camps (лагеря), свалившись в живописную бухту Hout Bay. На воде колыхались рыбацкие шхуны. Лобстеров добывают (Экспортный продукт!). Что за зверь такой я, естественно, не знал. Пришлось полюбопытствовать. Здоровый (килограмма на два, не меньше) лангуст, пока живой пребывает в панцире серо-голубого цвета с клешнями и лапами, как сварят – красный, как рак. Но мясо белое, по вкусу – краб, крабом. Но готовят его разнообразней: то варят в соленой воде целиком, то подают кусочками в соусе, то он на гриле, а то вообще фаршируют грибами- галлюциогенами. Мечта! Словно недремлющий страж охраняет вход в бухту скала Сентинел. Из Хаут Бэя на катерах можно сходить на остров (не знаю, как зовут), где в огромном количестве обитают морские котики. Прямо Командорские острова в миниатюре. Но нам было некогда, мы по красивой горной дороге рванули на перевал Чапменз Бей . Остановились, поднялись на пик Chapman. С него открылась захватывающая дух панорама бухты Хаут Бэй , чья водная гладь искрилась золотом и серебром под лучами солнца.

Дорога шла по заповеднику «Мыс Доброй Надежды». Это один из шести (!) крупнейших в мире ботанических садов - Fynbos Floral Region (Капское флористическое царство). Напомню, что все земные растения подразделяются на шесть царств (биогеографических провинций): скажем, Австралия, Америка. Так вот, одно из шести царств уместилось на самом южном конце Африки, на прибрежной полоске земли от Кейптауна до Гремстауна. Заповедник насчитывает семь тысяч различных видов растений, многие из которых произрастают только в Южной Африке, а некоторые - только в этом заповеднике (4000 эндемиков). Здесь видов растений больше, чем во всей Европе, больше, чем в США! С учетом площади заповедника (7750 гектаров) можно утверждать, что на Капском полуострове сосредоточено наибольшее количество видов флоры в расчете на один гектар площади. Вы, возможно, представляете обилие и разнообразие лесного покрова, скажем, южно-американских джунглей. Так вот, там на каждых 10000 кв. км. можно насчитать около 400 видов растений. В Капском царстве на той же площади их будет 1300. А всего в Южной Африке живут около 10% всех известных на Земле видов растений. Из знакомых заметил вересковые (рододендрон – кустарник, багульник, маральник – привет с Алтая).

Парк внешне напоминал саванну: земля густо покрыта низкорослым кустарником, пробраться сквозь который - большая проблема. Финбос - невысокий кустарник, которого здесь немыслимое число видов, некоторые абсолютно уникальны. Многие из видов финбоса всем знакомы: амариллис, кливия, герани, гладиолусы, ирисы, и др. Эти цветы родились на Кэйпе, потом были одомашнены и распространились по всему свету. Нетронутые заросли дикого финбоса сохранились лишь здесь. Из представителей животного мира тут встречаются бабуины, мартышки, страусы, антилопы, гепарды и др. Полно ящериц.

По парку раскинулась сеть дорог, по которым идут туристы, цивильные пенсионеры, старушки, люди ученого вида вроде меня, и скалолазы со своими крючьями-веревками. Погуляли мы недолго, в машину – и дальше. В бухте Боулдерс Бич расположена главная военная база страны. На фоне Атлантического океана, словно на выставке достижений военной техники, выстроились дредноуты, серые и самодовольные, как стальные крысы - переростки. Смотри, фотографируй. В городке Саймонстаун - главный штаб южноафриканских военно-морских сил, который представлен на дорожных указателях и во всех путеводителях. Чтобы турист не запутался и случайно не просквозил мимо. Побережье занимает торговый центр Ватерфронт (меньший брат Кейптаунского), откуда можно сходить на небольшом теплоходике вокруг мыса Доброй Надежды. А уж у самой морской воды - Кафе О'Пескадор (созвучно с буратиновской харчевней Три пескаря ), славящийся своей морской кухней. Не зря! Пейзаж симпатичный: террасы вилл, белоснежные песчаные пляжи. Базальтовые скалы заполонили пингвины и котики.

Дорога шла по хребту ящерицы-варана полуострова.

Вдруг прямо перед собой увидел белый крест. B.Dias - было написано на нем. Надпись ничего мне не сказала. Но крест! Он так властно возвышался над местностью, что было ясно: водружен завоевателем. Чтобы закрепить за собой, за королем, за государством новую территорию. Как же такой знак называется? Что-то знакомое с детства, что-то из приключенческих книг вертелось в голове, но не давалось. Наконец щелкнуло: падран! Падран – так назывался памятный знак.

Но кто такой этот B.Dias? Первооткрыватель мыса? Тогда куда Васко де Гамма делся? Ведь это он первым обогнул Африку и нашел путь в Индию.

… Я обошел крест, пожал плечами и сел в машину. Деревня, что взять!

Но дома не поленился, залез в книжки, разобрался.

Буквальный текст из Российской энциклопедии: ДИАШ, БАРТОЛОМЕУ Диаш ди НОВАИШ (Dias de Novaes, Bartolomeu) (ок. 1450–1500), португальский мореплаватель. Служил на королевской судоверфи. Занимался исследованием Африки. В поисках морского пути в Индию первым из европейцев обогнул Африку с юга, открыл мыс Доброй Надежды (1488).

Почему Диаш, а не Диас? Диас мне больше нравится, я так и буду называть его дальше. Получается, что именно он первым обогнул Африку. Врут российские учебники. А случайно, что и Диас и Васко де Гамма – португальцы? Нет! Совсем не случайно.

Вникнете в проблемы Европы 15-го века. Средиземное море прекрасно изучено, корабли есть, казалось бы – плавай и плавай (как деды делали). Ан нет! Везде арабы и пираты. Индия известна, пути туда известны: корабли, да пеший караван. Индийские товары известны (пряности и т.п.), спрос на них в Европе огромен, торгуй - не хочу. А нельзя, все пути перекрыты теми же арабами. Делать нечего – нужно искать морской путь в Индию. Самый естественный - в обход Африки. Не тянется же она до Южного полюса?! Кому удобней: Испании или Португалии? Ясно – Португалии: все порты на побережье Атлантического океана, не надо проходить Гибралтарский пролив, кишащий пиратами.

Вот португальцы и начали искать новые пути и новые земли.

Первым энтузиастом этого дела был Генрих Мореплаватель (1394-1460), португальский принц (сын короля Жуана 1), организовавший морские экспедиций к северо-западным берегам Африки. Кстати, именно он додумался вывозить африканских рабов в Португалию. Флотом у него командовал некий Диас (предок нашего Бартоломея), который открыл мыс Божадор, и Зеленый Мыс, т.е. сумел опуститься до 14043’, с.ш. Но после смерти принца у португальских монархов исчез интерес к этому делу. У них другие проблемы: междоусобные войны, бои с маврами. Только в 1481 году, при короле Жуане 11, африканское побережье опять увидело вереницы португальских судов и новую плеяду смелых моряков. Самым значительным был Бартоломеу Диас. Все путешественники обладали талантами, помогавшими им в борьбе за расширение мира. Так, Генрих Мореплаватель был ученым и организатором, да Гама и Кабрал – воинами, администраторами и моряками. А Диас - только моряком. Многих он обучил искусству мореплавания. Сам был гением мореходного дела. Впервые его имя упомянуто в документе, освобождающем его от уплаты пошлин на слоновую кость, привезенную с берегов Гвинеи. Получается, что он занимался торговлей со странами, только что открытыми португальцами. В 1481 году он командовал одним из судов, отправленных к Золотому Берегу под общим начальством Диого д Асамбужа. В экспедиции д'Асамбужа принимал участие и безвестный тогда Христофор Колумб. Через пять лет Диас занимал должность главного инспектора королевских товарных складов в Лиссабоне. В тот же год он получил от короля награду за будущие заслуги . Но когда этот приказ вышел, у Диаса уже были прошлые заслуги. В 1487 году он вновь отправился вдоль берегов Африки во главе экспедиции из двух судов. Они были малы (даже для того времени), каждое водоизмещением в 50 тонн, но так устойчивы, что на них поставили тяжелые орудия. Третьим было транспортное судно с припасами. Главным кормчим был назначен опытнейший гвинейский мореход Педру Аленкер. В цели экспедиции Диаса входило не достижение Индии, а дальняя разведка. Под 26° южной широты Диас поставил каменный столб-падран, часть которого уцелела до сих пор. Но Диас решил следовать дальше на юг и, несмотря на бурю, безостановочно плыл тринадцать дней, постепенно уходя от берега. Диас хорошо использовал ветер. Ведь должен же когда-нибудь кончиться этот бесконечный материк! Буря не утихала. Далеко на юге Диас попал в зону западных ветров. Здесь было холодно, со всех сторон - открытое море. Он решил выяснить, тянется ли еще берег на востоке? 3 февраля 1488 года он пришел в залив Моссель. Берег уходил на запад и на восток. Здесь, по-видимому, был конец материка. Диас повернул на восток и дошел до Большой Рыбьей реки (Грэйт-Фиш-Ривер). Он понял, что оказался на восточном берегу Африки (т.е., что он в Индийском океане). Достаточно договориться с местными лоцманами, и можно уверенно плыть в Индию. Но измученному экипажу надоели бесконечные трудности. Пора домой! Диас уговаривал матросов, угрожал, соблазнял богатствами Индии, - не помогло. С горьким чувством он отдал приказ двинуться в обратный путь. Понял, видимо, что в русских учебниках его поминать не будут.

На обратном пути корабли обогнули острый, далеко вдававшийся в море мыс, за которым берег круто поворачивал на север. Как его назвать, Диас долго не думал: конечно мыс Бурь. Однако король Жуан II переименовал его в мыс Доброй Надежды - надежды на то, что наконец осуществится заветная мечта: будет открыт путь в Индию (Такова официальная версия, но, возможно, все проще: флагман Диаса назывался Боа эшперанса ( Добрая надежда ), в честь него и назвали мыс). Диас преодолел труднейшую часть пути в Индию, доказал его осуществимость. Но пошли другие, другим и слава.

Моряки редко получали достойную награду за свои труды. И Диас не получил ничего, хотя король знал, что он - один из лучших моряков Европы. Когда началась подготовка новой экспедиции в Индию, Диасу поручили руководить строительством кораблей. Ожидали, что командовать эскадрой будет он. Но король начальником сделал Васко да Гаму, а Диаса оставил на берегу. Благодаря опыту и знаниям Диаса корабли да Гамы были модернизированы: уменьшена кривизна и облегчена палуба. Советы старого капитана весьма пригодились новому командиру. Диас был к тому времени единственным моряком, который когда-либо огибал мыс Доброй Надежды. Он знал, какие трудности предстояло преодолеть у южного берега Африки. Он дал да Гаме совет, плывя на юг, держаться как можно дальше от берега. Если бы Диас вторично отправился в экспедицию, он и сам повел бы корабли этим путем. Но Диас был назначен командиром португальской крепости, на малярийном гвинейском берегу, и он сопровождал флот только до островов Зеленого Мыса. Здесь Диас проводил корабли, уходившие на юг под предводительством нового командира, отправившегося к успеху и славе по дороге, проложенной им.

В 1500 году Диас участвовал в плавании в Индию экспедиции под началом Кабрала (Это тот самый Кабрал, что первым достиг берегов Бразилии, в результате чего там до сих пор говорят по-португальски. Диас тоже побывал в Вест Индии). Корабли Кабрала достигли сначала восточной оконечности Южной Африки, а затем мыса Доброй Надежды. В двадцатидневном шторме четыре корабля из десяти потерпели крушение, и на одном из них погиб Диас. Несколько моряков высадились на берег, где соорудили первый в мире почтовый ящик. И сам Диас и его предки, и его потомки дома не сидели. Так, его внук Паоло Диас Новаис в 1571 году стал губернатором Анголы и основал первый европейский город в Африке - Сан-Пауло де Луанда. Судьба командора не слишком баловала: много усилий, ноль славы, ноль наград. Но и удовольствия были, кое-что открыть удалось. Правда за что боролись, на то и напоролись!

Буквально.

… Продвинулись мы недалеко, как увидели второй огромный крест-падран, посвященный уже Васко да Гамма. Из той же энциклопедии: Васко ди Гамма (1469-1524) португальский мореплаватель. В 1597-99 гг совершил плавание из Лиссабона в Индию, обогнув Африку, и обратно, впервые проложив путь из Европы в Южную Азию. В 1502-03 и 1524 совершил еще два плавания в Индию. Вот и все! А попал во все учебники. Но мужику тоже не повезло. Путь в Индию открыт, но очень длинный и опасный. Христофор Колумб (1451-1506), родившийся в Генуе, долгое время служивший португальскому королю и принимавший участие в португальских морских экспедициях (и женатый на дочери португальского капитана), возглавил вражескую испанскую экспедицию, предпринятую для поиска кратчайшего морского пути в Индию. Кстати он возглавил испанскую экспедицию не только из-за интриг и проблем с финансированием. Португалия и Испания давно боролись за новые территории. Наконец, в 1494 году эти страны (по инициативе Жуана II) подписали Тордесильяский договор о разделе сфер влияния в Западном Полушарии. Демаркационная линия прошла через оба полюса, пересекая Атлантический океан. Земли к востоку от линии признавались португальскими, к западу – испанскими. Именно поэтому португалец Васко де Гамма плыл на юг и восток, а новоявленный «испанец» Колумб – на запад. Экспедиция Колумба на трех каравеллах пересекла Атлантический океан, достигнув 12.10.1492 – острова Самана (официальная дата открытия Америки). В последующих экспедициях (1493-96, 1498-1500, 1502-04) исследовали побережье Южной и Центральной Америки и Карибское море. Открыл-то Колумб Америку, а объявил об Индии! Путь короткий и простой. А то, что на берегу не оказалось ни японцев, ни китайцев (не говоря уж об индусах) так это – случайность. Правда Америко Веспучи заподозрил что-то не то, и даже громко говорил об этом (так громко, что в его честь новый материк и обозвали Америкой), но кто его тогда слушал? Важнее, что в 1520 Магеллан обошел Америку с Юга и вышел в Тихий океан. Доказав, что Америка – не Индия, что Земля круглая, и что плыть в Индию через Америку накладно будет (даже если прорыть Панамский канал). Утешил старика Васко. Но и ему не повезло, погиб в драке с туземцами; плавание завершил Х.С.Элькано, обогнув с юга Африку, помянув добром Диаса.

Подумайте: великие географические открытия XV-XVI веков - важнейшее событие второго тысячелетия. Они дали новое измерение всей жизни европейцев, для которых участие в походе крестоносцев на Святую землю - самое далекое путешествие. Пятьсот лет назад в результате открытия новых земель начали меняться мировоззрение, культура, наука, получила импульс торговля. Начались невиданные миграционные процессы в сторону новых континентов. Возникли новые страны. Человек стал ощущать себя в завершенном планетарном пространстве. А что получили пионеры этого дела? Ничего! Колумба, так вообще от зависти отравили.

Такова селява!

А мы грустим о своей судьбе, судьбе ученых-первооткрывателей. Эх-хе-хе, хе –хе

… Еще рывок, и мы на мысе Доброй Надежды. Осуществляются мечты!

Первым делом оказалось, что мыс Доброй Надежды вовсе не оконечность Африки. (Зачем в школе географию учил, раз учебники врут?). Дальше в море вдается другой мыс – Кейп-Пойнт (т.е. Точечный мыс), до которого, впрочем, легко дойти пешком. Но юмор в том, что на самом деле Африка оканчивается Игольчатым мысом, до которого плыть и плыть. Пешком не пройдешь – скалы.

Но в нашем сознании мыс Доброй Надежды – главный (В России, кстати, недалеко от Сасово есть деревня, которая так и называется «Мыс Доброй Надежды». Старинная и умирающая. Во времена Диаса водился там бандит Филька Корноухий (он без уха был). В месте, где в Мокшу впадает Цна, этот Филька нападал на купцов. А те купцы, которых он не ограбил, добравшись до мыса, считали, что их пронесло. Так Добрая Надежда и получилась. А когда Филька удирал, он в озере Бездонном утопил лодку с награбленным золотом. Многие пытались достать... Даже водолазы. Но дна не достигли... Так что я уже второй раз в месте с таким названьем). Сфотографировались под плакатом с надписью Cape of Good Hope, координаты 34021’ ю.ш., и 18030’ в.д. Пусть знают! Место историческое - в памяти всплывают смелые каравеллы, гордые имена - Бартоломео Диас, Васко да Гама, - история европейская в момент становления историей мировой. Наиболее державный, и наиболее изящный мыс, который мы только видели на земном шаре – отозвался о нем адмирал-пират Френсис Дрейк, не страдавший от недостатка впечатлений.

Но от скал и грозных валов, налетающих на берег, отвлекали пингвины, устроившие на камнях свои гнезда. Большие и ленивые птицы лежали в небольших ямках или бродили по кромке воды. Периодически из кустов доносились звуки каких-то разборок, но на публику их не выносили, публично вели себя чинно-пристойно. Вот кого встретить не ожидал! В Москве думалось: Африка, юг, солнце, жара, вода, как парное молоко. В натуре оказалось: жара градусов 35, если не 40, температура воды 10-120! Разрыв сердца получить можно, если нырнуть, не подумав. А пингвинам нравится, самое оно. Так что, если на солнце не смотреть, можно подумать, что ты в Антарктиде и где-то рядом льды. Добравшись сюда, пингвины нашли местность привлекательной. Обосновавшись сперва на морском берегу, они на этом не остановились и отправились осваивать усадьбы местных жителей. Там можно найти пищу без особых усилий. Пингвины проникали в дома через отверстия для почты, и, пока хозяева находились на работе, пировали и наводили свой порядок . Поначалу народ не противился королевским визитам и даже был рад гостям. Однако пингвины так часто стали наведываться в жилые дома, что отвели отдельную зону на берегу океана. Пляж Болдер называется (Boulders Beach). Прочем, на мысе Доброй Надежды их все равно много. Гордые, как попы, пингвины полагают себя здесь хозяевами и туристов игнорируют.

Кстати, а почему они в Арктике не живут? Не смогли пересечь экватор? А если переселить колонию в Гренландию, поселятся? Расплодятся, как кролики в Новой Зеландии? Надо попробовать.

… Холодные воды Атлантики способствуют другой достопримечательности. Кейп - лучшее место в мире для наблюдения за китами. Здесь обитают 29 видов китов, включая кита-убийцу и 8 видов усатых (беззубых) китов. Они ищут приют в заливах. Но не только ради пищи. Не ясно почему, но именно на фоне многолюдного Кейптауна, среди снующих пароходов, под звуки снижающихся самолетов они желают заниматься сексом (Нельзя подальше отойти от берега, что ли? В океане-то легче с подругой договориться). Так или иначе, но прибрежные скалы города Hermanus усыпаны болельщиками, наблюдающими за китовыми брачными играми. Все же интересно, как подлодка к подлодке клеится. Другая часть туристов отправляется на катерах в залив Фальш Бэй для тесного общения с китами (только их китам и не хватало). Зато потом путешественник расскажет, как пересек 300-метровый китовый барьер и приблизился к фонтанирующему чудищу почти вплотную. (Подумаешь, я на Белом море киту-белухе на моторке вообще в пасть въехал. И ничего, не хвастаюсь).

Еще одна здешняя достопримечательность – акулы. Говорят, их у мыса много. Но наблюдать их лучше не здесь, а ближе к Кейптауну на островах бухты Гансбей. Там много капских тюленей, пингвинов, птиц редких пород. А в узком проливе существует большая вероятность встретить огромную белую акулу. С катера, ставшего на якорь у острова Дайер, спускается специальная клетка. Двух туристов запирают в клетке, которую опускают на метр под воду и пускают в дрейф по бульону из огромных белых чудовищ. Главная сухопутная примечательность Мыса – почта. Здесь ставят печати на марки, открытки, конверты. Получай доказательство, что был на краю земли (можно и специальным дипломом обзавестись, чтоб дома на стенку повесить. На зависть соседей). Лестно послать другу (приятельнице) открытку с видом Мыса, между прочим заметив: человек я занятой, путешественник-мореплаватель (почти как Васко де Гамма), но помню о ближнем.

… Но сейчас ажиотаж был особым: исполнилось 500 лет почтовому ящику! Его роль на первых порах выполнял башмак. Разбушевавшаяся у берегов Южной Африки в 1500 году стихия отправила на морское дно корабли экспедиции Диаса. Аккурат у мыса Доброй Надежды за двенадцать лет до этого им же и открытого. Погиб и сам Диас. Оставшиеся в живых моряки на уцелевшем судне добрались до суши. Не надеясь на благополучное возвращение домой, они описали случившееся и положили письмо в башмак, который подвесили на прибрежном дереве. В надежде, что тот попадется кому-нибудь на глаза. Так и случилось. Спустя год в эти места занесло Жуана да Нова, направившегося путем Диаса в Индию. Он обнаружил башмак и послание в нем. Отдав почести погибшим, капитан распорядился возвести здесь часовню. Со временем тут выросло поселение (дело было не точно на мысе, а восточнее, уже в Индийском океане, недалеко от нынешнего Гремстауна), а башмак еще долго служил туземцам и морякам почтовым ящиком. Позднее потомки установили на этом месте памятник первому почтовому ящику. В виде башмака внушительных размеров.

На мыс Кейп-Пойнт мы пошли пешком, вернее – полезли по лестницам-переходам. Мыс - высокий отрог горного хребта, крутыми скалами обрывающийся в ревущие волны. В 1860 здесь построен маяк, на нем - смотровая площадка. С нее открылся изумительный вид на огромный залив Фальш-бэй, что буквально означает фальшивый залив - первые мореходы думали, что перевалив через мыс, они уже обогнули Африку. На самом деле, до самой южной оконечности континента - мыса Игольный, - еще плыть и плыть вдоль коварного побережья. Бухта, фальшивая еще и потому, что она открыта южным холодным ветрам, легко выкидывающим корабли на берег. Укрыться от бури тут не удастся. Да и пресной воды нет. Жаль, большая бухта. Синеватый прозрачный воздух разливался сиянием на склонах гор, которые казались совсем рядом. Под ногами 200-метровая отвесная скала обрывается в пучину океана (самые высокие прибрежные скалы в мире!) Валы волн набегают на черные камни и, разбиваясь о них, образуют беснующиеся потоки белоснежной пены. В рекламных проспектах сказано, что можно разглядеть, как сходятся на горизонте воды Индийского и Атлантического океанов («Кейптаун - город двух океанов»). Вранье! Сходятся они у мыса Игольный. По сравнению с горделивым собратом, мыс Доброй Надежды невысок и скромен. Но это – Мыс Бурь (Cado das Tormentаs), как назвал его Диас, собственной смертью доказавший справедливость титула. О скалы и рифы Доброй Надежды разбилась не одна тысяча кораблей. Мыс – ятаган, воткнутый в океан. Воплощенный образ конца земли, конца света. Едешь, едешь, а тут – стоп! Дальше пути нет. (Я уже видел концы Земли. Мыс Челюскина и Мыс Дежнева, к примеру. Но там - снежная пустыня. И до конца Земли (тундра) и после (морские льды). Белое пространство. И разглядывая холмик не понимаешь, то ли действительно урез берега, то ли просто возвышенность. Нет ощущения конца материка.) Здесь же было ясно: все! Приехали, ребята.

Возможно, если два месяца плывешь вдоль пустынного берега, лишенного воды, но кишащего людоедами, то поворот на Восток дает Надежду, причем вполне Добрую. Но, поглядев на Мыс, любой скажет – это мыс Бурь. Диас был точен. Вертикальная скала высотой с 70-ти этажный дом (у ГЗ МГУ 36 этажей, а высоким кажется), о которую бьются 12-ти метровые волны. И это почти при полном штиле! А если шторм, что будет?! Свежая мысль: океан – не море. И мыс на стыке двух океанов, не утес в Керченском проливе. Как выражался Федя Тютчев:

Зыбь ты великая, зыбь ты морская!

Чей это праздник так празднуешь ты?

Хорошо, а как купаться? Где здесь пляж, к примеру? Да и вода холодная, ноги сводит. Я все ж не пингвин, не кит и даже – не котик. Опять же прибой мешает.

… Это – с одной стороны.

А с другой – сейчас поленишься, не окунешься, вернешься домой грязным. О чем рассказывать будешь? О чем писать мемуары?

Стал искать пути к заплыву. При ближайшем рассмотрении оказалось, что между двумя мысами есть разрыв и даже небольшая бухта. Волны там заметно ниже, вода нудно ходит взад-вперед, ворочая гайку. Пингвинов много, туристов нет (даже немцев), ибо прохода туда нет, только – вплавь.

При еще более детальном анализе выяснилось, что посуху туда пробраться можно, если постараться. Гамлет (в раздумье): Быть, или не быть? Русский (махнув рукой): Была, не была!

Раздевшись до плавок и оставив спутников сторожить одежду, полез по камням-скалам. Сначала переступал по полке-карнизу, изредка сползал куда-то вниз, карабкался по валунам и снова подтягивался на стенку, а то просто прыгал с камня на камень. Как козочка, точнее – как старый козел с пузом. Не прошло и часа, как оказался в бухте. Пляж – так себе, песочка нет. Из пены торчат гнилые зубы. Да и вода, хоть и теплее, чем на мысу, но все равно – не больше +13оС. И это на юге, летом, в жару! Хамство природы.

… Но что зря расстраиваться?

Моменто море, момент – и в море.

Разбежался и нырнул в стиральную машину. Иван-царевич сиганул из кипятка в лед. Сильные ощущения! Паралич сердечной мышцы близок. Ленивым кролем не пойдешь. Чтоб не окоченеть, замахал, как мельница, руками-ногами. Не долго, почувствовал – скорость аномально высока. Открыл глаза и удивился. Берег довольно далеко и, главное, в темпе удаляется. Отлив?! Вода уходит в океан, увлекая меня. Это сразу не понравилось. Что ж мне теперь пахать до Антарктиды? И далеко, и холодно. Я ж посинел. Попытался развернуться и поплыть к берегу. Куда там! Вода превратилась в ртуть. Плотная, непроницаемая субстанция окружала меня. Об повернуть, или вообще как-то поменять конфигурацию тела, не могло быть и речи. Напряг мускулы, без толку.

… Тут вода передумала сносить меня в мировой океан. Она пошла назад. Я притворился поплавком. Берег приближался, причем – без моих усилий. Это хорошо! Плохо, однако, что приближался он быстро и с явным ускорением. Причем – не тот берег! Мимо той бухты, где нырнул, давно пронесло. Океан целился мною на скалу с маяком. И стенка и волна, о нее с пушечным гулом разбивающаяся, меня не привлекали. Кинетическая энергия, уже набранная мной (а чувствовалось - не предел), грозила размазать по стенке. Что делать? Тормознуть, или попытаться проплыть вдоль мыса? Может, где какая лагуна встретится. В воде мелькнула чья-то тень. Заметил боковым зрением. Акула! Та самая, белая, знакомая по клетке. Всю жизнь мечтал с ней свидеться! Вот тут-то я и превзошел сам себя. Ноги-руки замелькали, как винт торпедного катера. Я устремился к суше, уже не капризничая. Черт с ней, с кинетической энергией, равно, как с потенциальной. Тут замерзнешь, утонешь, или тебе кой-чего откусят. Пора сваливать!

Берег был близок, когда окружающий флюид вновь уплотнился и сложил меня так, что руки-ноги перепутались, а голова меж коленок зажалась. Кто я: теннисный мяч или перекати поле? Прыгал вверх-вниз по гребням волн. Но не сказать, что долго. Гигантская катапульта поднатужилась и выстрелила мной. Я взлетел по баллистической кривой, воспарил в невесомости, пролетел щель между Сциллой и Харибдой и шлепнулся в мелкую лужу. Вода что-то прорычала и ушла. Я остался наедине с африканским пеклом.

Поизображав какое-то время распластанную лягушку, собрался с силами и встал. Ну, и каковы перспективы? Даль ясна, будущее туманно. До уреза воды далеко и с акулами купаться стремно. Но и до маяка – не близко. Вертолета нет, скалы скользкие. Даже с веревками-крючьями, пожалуй, не влезть. И плавки не помогут.

Только почесал в затылке, как был придавлен очередным валом. Чуть не захлебнулся. Более того, был сбит с ног. Покатался взад-вперед по луже. Как яйцо в дуршлаке. Что за дела?! Так и буду то сохнуть, то мокнуть?

Бегло осмотрел себя: синяки, ссадины, переломов вроде нет. Ангелу-хранителю отдельное спасибо. Внимательное исследование окружающего пространства, в том числе – ощупывание скалы, показало, что есть шанс вернуться в исходную бухту. Если ветра не будет!

Методом проб и ошибок, прыжков, ползков, падений и подтягиваний, медленно перемещался по вертикальной стенке. Это она издали вертикальна и гладка, а вблизи так вполне наклонна и рельефна. Опять же не прошло и часа, как финишировал в стартовой бухточке. Чуть отдохнул и двинул дальше к ребятам, туристам, цивилизации, наконец.

Нельзя сказать, что всласть поплавал. Но все ж окунулся. И не где-нибудь, а прям у мыса Доброй Надежды! Удалось утке пернуть! Есть теперь о чем вам рассказать, а без купанья, что б я делал!? Кстати толпу туристов позабавил. Вдаль не глазели, болели за меня. Кучу видеофильмов сняли. Так что если где увидите, как один идиот Кейп-Поинт оплывает, так знайте – это я!

На обратной пути вдоль дороги (в кустах и канавах) заметили полчища обезьян. Раньше их не было. Выбрались на закат посмотреть? Лохматые бабуины (из рода павианов). Довольно большие – высотой под метр и с хвостом в полметра. Узконосые, с мордой, похожей на собачью. И на человеческую то же. Мерзкое созданье, доложу я вам. Задницы противные. Бегают они на четырех лапах, детеныши снизу держатся за материнские животы, хотя те, что по нахальней просто седлают мамашу. Туристам, однако, нравится. Тормозят машины и суют в окна бананы. Обезьяны бросаются к ним, хватают фрукты, а часто – руки дарителей, носы, уши, волосы, шляпки. За что удастся зацепиться. Машина движется, туристка вопит, бабуин хохочет. Кайф! Вот одна скотина подскочила к девушке, вырвала у нее полиэтиленовый пакет, уселась на задницу и начала неторопливо обследовать его содержимое. Все это, несмотря на робкие попытки девушки вернуть вещи. Появление мужика с внушительной палкой в руках оказалось убедительным аргументом - павиан бросил уже пустой пакет и в пару прыжков скрылся в кустах.

Мы никого ублажать не стали, пусть скажут спасибо, что не передавили.

На обратном пути, поднявшись по горной дороге Бойес Драйв , полюбовались панорамой пляжей курортного городка Мюзенберг (помните, где Сесиль Родс, скончался) и синеющей на горизонте величественной громадой горного массива Хоттентот-Холландз. Затем уже устремились к мысу Игольчатому (или Игольному?) – истинной оконечности Африки. Абсолютно ничего интересного. Просто песок и металлический указатель. Правда, неподалеку расположен живописный маяк и небольшой музей маяков. Внизу маяка - уютный ресторанчик, с открытой террасы которого хорошо видно, как изумрудно-ультрамариновая зелень Индийского океана встречается со стальным отблеском Атлантики.

Тут мы и покушали. Ужин аристократа: вино и устрицы.

ВИНА АФРИКИ

Констанция, Либертас, Пинотаж и др.

Я не знаток вин. Откуда?! Я химик - на работе спирт пью, в экспедициях – его же (На Северах в магазинах только «Спирт Питьевой» и присутствует, какой идиот повезет самолетом воду?!), или денатурат, антифриз, одеколон, в той или иной мере очищенные мною, в деревнях – самогонку, а в интеллигентной компании – просто водку. Холодно у нас и скучно. Вино слабовато: героям Хемингуэя для понта хватает, а нам нет, нам - чего покрепче. Чтоб мордобой в кайф вышел. Поэтому вино особо не употреблял, так – случалось лакернуть в конце попойки, ну и если с дамой сидишь, и до свинячьего визга нажраться стесняешься тогда да, тогда – вино, шампанское, то, се. В морских экспедициях – другое дело: каждому матросу положено по бутылке сухенького в день. Питьевая-то стухла! Пьешь его от жажды, без вкуса и удовольствия. Вырви глаз, какой-то...

Гурманом, короче, не был и Массандру отличить от Абрау Дюрсо точно не мог. Хотя и слышал, что Хванчкара и Кинзмараули – это хорошо, а Солнцедар – так себе.

И только в ЮАР обнаружил, что вино – это наука, это искусство, это технология, это удовольствие.

Жить в Стелленбоше и не озаботиться виноградарством, виноделием и винопитием невозможно. И дело не в вездесущем девизе компании «Стелленбош фармерз уайнери»: ЭКОНОМЬТЕ ВОДУ – ПЕЙТЕ ВИНО! В конце концов, мы на пароходе под таким флагом ходим. И не в том, что одна из главных улиц Стелленбоша носит имя Адама Таса, напоминая о ферме Либертас и винах с ней связанных. И даже не в том, что приходится часто бывать в институте «Магарач», где тебя давят эрудицией по части алкогольных напитков. (Здесь же находится Исследовательский институт энологии и виноградарства, а также государственная организация, ответственная за качество производимых вин - Департамент Вин и Спиртных Напитков, но они мне не интересны). Просто – виноградники кругом, мимо не пройдешь. Самый большой винный погреб, в горе спрятанный, то же здесь. В магазин сунешься – тысячи бутылок, сотни сортов. В любой забегаловке – список на нескольких листах, выбрать невозможно. Народ озабочен, все делятся впечатлениями, где, что и сколько пили. Ученого слова не ввернешь. Но главное, вкус какой-то немыслимый, не на что не похожий (а выпито было не мало), но главное – тот, что надо (К одному философу привели слона и спросили «Что это такое?». «Я не знаю, что это такое, - отвечал философ, - но такое таким и должно быть!» Так вот, я не знаю, что такое – вино, но вино таким и должно быть). Невольно гурманом станешь. И снобом, заодно.

К достопримечательностям Стелленбоша (помимо Университета и гор) следует отнести хранилище вина, самый знаменитый в ЮАР винный погреб – Беркельдер (Bergkelder, «погреб в горе»), построенный в 1967 году, компанией Distillers Corporation, основанной в 1945 году финансовым магнатом Антоном Рупертом. На сегодня это лидирующая корпорация, владеющая лучшими виноградниками и винодельнями Южной Африки, и производящая широкий ассортимент крепких спиртных напитков. У нее в хозяйстве - не имеющий аналогов в мире «инкубатор» лучших виноградных лоз - материнская плантация из 11 тысяч отобранных, не пораженных филлоксерой лоз, которые используются как генетический фонд и для прививки благородных сортов винограда. Затем лоза высаживается на лучших землях, принадлежащих компании в разных регионах. Вина компании производятся и хранятся в уникальном погребе, созданном внутри огромной горы в окрестностях Стелленбоша. Штольни-колодцы, настоящий город с улицами, тупиками, переулками, кучей отсеков; подземный склад бочек. Здесь под наблюдением Калли ван Никерка по самым современным технологиям производятся известные на весь мир вина. В подземелье постоянно ведется контроль за температурой и влажностью, что позволяет винам достичь совершенства. В 1970 - х годах компания сыграла основную роль в поддержке производства вин мирового класса в ЮАР, убеждая виноградарей выращивать классические благородные сорта винограда: Шардонне, Совиньон, Каберне и Мерло. В 1979 году она начала использовать маленькие бочки из молодого французского дуба для выдержки качественных вин. Только в таких бочках возникает неповторимый фруктовый букет, окрашенный в пряные тона. Не исключено, впрочем, что успех дела определяют розовые кусты, обязательно окаймляющие виноградники.

В ассортименте крепких напитков Distillers Co. - один из немногих известных в мире южноафриканских ликеров - сливочный ликер Амарула , настоянный на диких фруктах, произрастающих только в ЮАР. Амарула - мировой лидер продаж среди ликеров. В 1998 году Bergkelder выпустила уникальную коллекцию нефильтрованных красных и белых сортовых вин, выдержанных в бочках 12 - 18 месяцев, под общим названием Fleur du Cap.

История Fleur du Cap началась в 1700 году, когда Fleur du Cap было загородным поместьем Губернатора, где располагался огромный виноградник - около 500 тысяч виноградных лоз. Эта территория была выбрана виноградарями компании Bergkelder из-за почвы и климатических условий, оптимально подходящих для требуемых сортов. Умеренный климат с достаточным количеством осадков и почвы, варьирующиеся от песчаных с примесью глины и мела до гранитных и каменистых, являются идеальной основой для выращивания качественного винограда. Основные вина: Fleur du Cap Merlot, Fleur du Cap Shiraz, поставляемые на мировой рынок компанией «Вагр». Есть и такие брэнды, как Two Oceans (белые и красные вина), Amarula (кремовый ликер).

Теперь немного истории. Ее можно строить по временам правления королей (типа пронумерованных Жуанов-Хуанов), можно как историю деяний (историю великих географических открытий, к примеру), а можно, как историю продукта (в нашем случае – вина).

С точки зрения винной темы события развивались так. В 1488 Б. Диас обогнул Африку с юга, открыл мыс Доброй Надежды, в 1500 там же погиб. Васко ди Гамма в 1597-99 гг совершил плавание из Лиссабона в Индию, обогнув Африку, и обратно, проложил путь из Европы в Индию. Между этими двумя датами в 1492 – Колумб открыл Америку, пообещав прямой путь в Индию, но обманул. В 1521 экспедиция Магеллана (уже под командованием Х.С.Элькано) прошла мыс Игольный с востока на запад.

В 1652 на полуостров высадился бывший корабельный врач, а теперь первый Губернатор голландской Капской колонии Ян фан Рибек и первым делом основал Кейптаун. Он привез с собой виноградные лозы, посадил их в своем поместье (как раз там, где сейчас растет виноград для Fleur du Cap) и 2 февраля 1659 года откушал вино собственного производства. Именно ему принадлежит честь основателя южноафриканского виноделия. «Сегодня, благодарение Господу, вино впервые изготовлено из винограда Кейпа в дубовой бочке», - торжественно объявил он. Успех предприятия послужил сигналом к дальнейшей посадке виноградников в Южной Африке.

Еще до Рибека первые европейские переселенцы, голландские предки буров, выращивали у подножия Столовой горы столовый виноград (для еды, а не вина). Но организацией производства из него вина занялся именно Рибек. Он учредил станцию продовольственного снабжения Ост - Индской компании и заложил первые виноградники в окрестностях поселения. Сразу же предполагалось, что вино с этих виноградников будет использоваться не для «чистого» удовольствия, а как питье для моряков во время «бесконечных» рейсов из Европы в Индию и обратно. Вино — более здоровый и менее скоропортящийся напиток, чем питьевая вода. Прекрасное профилактическое средство против свирепствующих в зоне экватора кишечных инфекций. Тут важно отметить, что тогда фермерство было развито слабо. Развитию виноделия препятствовало недоверие фермеров к данной отрасли. Кроме того, первое время (и довольно долгое) Голландская Ост-Индийская компания не разрешала фермерам осваивать новые земли и не отдавала землю в частную собственность. Считалось, что обязанность служащих компаний - снабжение заходящих в порт судов. А никак не сельскохозяйственная деятельность с целью личного обогащения. Однако довольно скоро колония разрослась, у поселенцев появились свои интересы, и такая политика стала вызывать активное недовольство фермеров. Бунт разразился в 80-тых годах XVII при втором губернаторе и связан он, правда, не столько с виноделием, как таковым, сколько с коррупцией (Может ли какая история избежать рассказа о коррупции? Никак не может!) Второй голландский губернатор (с 1669) Капской провинции Симон фан дер Стел прославился тем, что основал Стелленбош (1679). Но для нас важно, что он, получив в 1685 г. в подарок от все той же Ост-Индийской компании ферму (поблизости от Кейптауна), назвал ее в честь дочери Констанцией, разбил виноградники и стал производить прекрасные сорта белых и красных вин, в том числе - феерические десертные вина, которые, в частности мускат Констанции, стали знамениты в Европе во времена наполеоновских войн. Этот губернатор был не только энтузиастом, но и знатоком виноградарства и производства вин.

Вопрос: Что объединяет Наполеона, Бисмарка, Дюма, Луи – Филиппа, Фридриха Великого, Бодлера и Лонгфелло? Правильный ответ - восхищение вином из Южной Африки, точнее из первого на ее нынешней территории виноградника в Констанции. То вино, александрийский мускат с явными отголосками лимона и меда, слыло одним из лучших в мире на рубеже 18 - 19 веков и было известно в Европе просто как «вино из Констанции», или «горшок меда». Горшок меда, «ханепут» на африкаанс, считается наиболее типичным сортом южноафриканского вина и производится поныне, причем из гроздьев лозы, которая приходится дальней родственницей той, что завез из Европы первый губернатор голландской Капской колонии Ян фан Рибек. Но Стел – не только губернаторство, Стелленбош и мускат Констанция. Это еще и коррупция (Прямо напасть какая-то: если деловой, значит прохвост).

Некий отчаянный купец Адам Тас не поленился обвинить в коррупции Второго Губернатора. Дело было так. В те времена поселенцы Капской колонии жили за счет продажи провианта и вина на корабли Ост - Индской компании, которые заходили в Кейптаун для пополнения запасов. Чтобы известить купцов о том, что корабль бросил якорь и ждет продавцов, палили из орудия на Сигнальном холме Кейптауна. Услышав пальбу, купцы наперегонки устремлялись в порт, пытаясь опередить конкурентов и сбыть свой товар. Так вот, Адам Тас, который жил в Стелленбоше, а это в 40 километрах от Кейптауна, обвинил губернатора в мухлевании, конкретно в том, что Ван дер Стел, не будь дурак, сначала продавал морякам свой товар, а уж затем палил из пушки, открывая забег купцов.

Тасу это не понравилось. Причем свое недовольство он выразил шумно и публично. Даже бунт поднял. А ведь обличение начальства никогда до добра не доводило. Таса закатали в «черную дыру» - лишенный окон карцер кейптаунского «Замка Доброй Надежды», первого каменного укрепления города. Кастл - большой каменный форт пятиугольной формы, с довольно мрачными подземельями. Кстати, на него как две капли воды похожа петербургская Петропавловская крепость, построенная через полвека после «Замка». В «черной дыре» Тас отсидел довольно долго. Настолько долго, что политика Ост-Индийской компании изменилась – фермерам разрешили брать наделы. Выйдя из застенка, где заключенные нередко сходили с ума, Тас так обрадовался, что воскликнул: «Наконец, я свободен!». Тут же купил участок земли и основал винную ферму, назвав ее «Либертас», т. е. «Свободный Тас». По иронии судьбы именно он, а не губернатор Ван дер Стел, прославил местное вино. Его ферма функционирует до сих пор – самая старая ферма ЮАР - сейчас полное ее название - Oude Libertas (Старый Либертас). При ней имеется большой открытый амфитеатр, где летом регулярно бывают музыкальные представления.

Роль голландцев-буров в развитии местного виноделия существенно, но вклад французов – гугенотов (кальвинистов) весомей. Действительно, первые опыты винотворчества на юге Африки разили дилетантизмом до тех пор, пока французские гугеноты не решили разделить одиночество своих европейских братьев по разуму. Охота к перемене мест у гугенотов возникла во времена королевы Марго (после Варфоломеевской ночи, случившейся 24.08.1572, т.е. еще до плаванья Диаса). К концу XVII века бордосские секреты виноделия дали первые плоды на Кейпе. В самое короткое время капские вина стали хорошо известными во всей сети факторий Ост - Индской компании. А началось все в Стелленбоше три века назад, когда тут начали выращивать французские сорта винограда. Именно гугеноты приспособились производить французские вина в Африке (Сейчас истинно французских вин во Франции нет, там секрет утерян. Настоящие (старинные) французские вина производятся в ЮАР. Причем только на Кейпе). Вплоть до XIX века европейские царствующие дворы гордились тем, что потчевали своих августейших гостей редким вином «Констанция. Тяжелое десертное мускатное вино из подвалов «Констанции» вскоре надежно утвердилось на столах тех, кто мог оплатить его доставку в Европу.

Местные потомки французских гугенотов сейчас владеют 4000 поместий, производящих по несколько сортов вина каждое. (Это сколько ж труда нужно, чтоб их все перепробовать? И сколько денег, хоть по 100 гр. каждого?). Я, вот попробовал только Каберне Ланжерак, Мерло, Пинотаж Делхаим, Пино Нуар Хамильтон Рассел, Алто Руж, Мюрати, Шардоне и то чуть не спился. Но подтверждаю: любое из них – лучше французского.

Голландцам-французам повезло – климат Капской провинции уникален. Два океана, холодный Атлантический и теплый Индийский, объединяются у Мыса Доброй Надежды. Это определяет климат прибрежного региона (Coastal Region), делая его умеренным и прохладным с преобладанием свежих морских бризов, что освежает летом виноградники региона. Поэтому Coastal Rеgion - один из лучших в мире винодельческих районов.

Сейчас виноделие Южной Африки одно из самых современных и быстро прогрессирующих в мире. Но так было не всегда. После феноменального взлета на грани 18-го – 19-го веков оно познало долгое увядание, связанное с английским захватом Капской колонии и наплывом европейских вин. Виноградники старели и вырождались, утрачивалась и становилась архаичной технология виноделия. Возрождение наступило в начале 20-го века, когда «Либертас», бывшую ферму Адама Таса, купил энергичный янки Уильям Уиншоу из Кентукки. После первого же посещения района Стелленбоша, его поразила мысль, что неважно, где вино делать, лишь бы были подходящие природные условия. Ферма, которую Уиншоу когда - то арендовал за доллар в месяц, теперь - часть обширного предприятия «Стелленбош фармерз уайнери». На ней трудятся 3,5 тысячи человек, годовой оборот - 340 миллионов долларов. Это пятая в мире по значению винодельческая компания. «Большая Констанция» возродилась лишь в 1975 г. как крупное винодельческое предприятие. Вскоре на свет появилась ее младшая сестра — «Малая Констанция». Сегодня оба завода — элегантные памятники афро - европейской винодельческой традиции. В начале 21 века в мировом производстве винной продукции лидировала Франция (22% от мирового производства вина), за ней Италия (20%), Испания (13,6%), и Южная Африка (5%). Рассказ мой будет не полным, если не упомяну особый красный сорт, который не встречается больше нигде в мире, «Пинотаж» - единственный гастрономический символ, по которому ЮАР узнают во всем мире (с той же четкостью, с какой в общественном сознании ЮАР ассоциируется с алмазами, англо - бурской войной и апартеидом). Пинотаж - результат скрещивания двух французских виноградных сортов: пино нуар (знаменитый как по красным бургундским винам, так и по шампанскому) и сенсо (проявил себя в вине Шатонеф - дю - Пап, виноградники на юге Роны), который в ЮАР был известен под именем эрмитаж . Пинотаж вывел в 1926 году профессор И. А. Перольдт в университете города Стелленбош: ученому хотелось совместить выдающиеся качества капризного винограда пино нуар и выносливость непритязательного сенсо - эрмитажа. Правда в то время на этот подвиг селекции не обратили особого внимания, и новый сорт оставался практически в полной безвестности вплоть до 1961 года. В тот год пинотаж занял первое место на главной выставке страны. Взыскательное жюри и все участники выставки были очарованы этим вином и потрясены качествами не известного до тех пор сорта винограда, так что неудивительно, что сразу после этого в ЮАР случился пинотажный бум. Все виноделы страны, от крупнейших до самых мелких, начали освобождать виноградники под пинотаж, что привело к перепроизводству винограда, а по законам ЮАР в таких случаях урожай идет на перегонку для изготовления знаменитого южноафриканского бренди. К тому же в те времена вино из пинотажа нередко получалось с неприятным привкусом «ржавых гвоздей» (это когда вино бродит при слишком низкой температуре).

Закономерный, но печальный результат бума: к 1993 году только два процента всех виноградников страны еще оставалось под пинотажем. Казалось, катастрофа неминуема и новому виноградному сорту грозит полное исчезновение. К счастью, пинотаж был спасен вовремя проведенным винным конкурсом, на этот раз международным. В 1991 году Бейерс Трутер из винодельческого хозяйства Канонкоп, не изменявшего пинотажу со времен своего основания в 1973 году, своим пинотажем заслужил титул винодела года на конкурсе International Wine and Spirit Competition - самом престижном винном конкурсе в мире. Международная винная общественность немедленно примчалась в ЮАР узнать все про новый сорт и пришла в ужас от его положения на родине. Было создано Общество виноделов пинотажа, пинотажные лозы начали закупать Калифорния, Новая Зеландия, Австралия, Зимбабве, Бразилия и даже Канада. Теперь пинотаж стал признанным во всем мире красным вином, в юности его что - то роднит с молодым легким божоле, в зрелости он развивает глубокий плодовый вкус, напоминающий о винах долины Роны, ближе к старости сдержанностью и элегантностью становится похож на бордо. Вкусовые и ароматические оттенки - это богатейшая гамма от тонов ежевики и дубленой кожи до дыма костра и дуба, а также чуть - чуть зажаренной на открытом огне антилопы посреди буша под бездонным южным ночным небом. Из него, впрочем, делают еще и розовые, красные игристые и даже крепленые вина типа порто. Теперь в ЮАР он выращивается только на своей родине (зато куда с большим тщанием, чем раньше!) - в районе Стелленбоша и Кейптауна.

Я появился в Стелленбоше, когда там состоялась первая интернациональная дегустация пинотажей. Были представлены образцы из Бразилии, Калифорнии, Зимбабве, Новой Зеландии и, разумеется, ЮАР. Были тут пинотажи с 1991 - го по 1999 год пурпурных, бледно - красных и кирпичных цветов, с различными ароматами и вкусами - от изюма, вымоченного в портвейне с пряностями, до свежих летних фруктов. Каково же было удивление всех, когда после слепой дегустации на первом месте оказался новозеландский пинотаж (правда, два остальных завоевал южноафриканский)! Сам Бейерс Трутер, который сделал пинотаж знаменитым на весь мир, признал, что вино Babich Winemakers Reserve 1999 - идеальный пинотаж. Пинотажные вина уже отправились в кругосветное путешествие, но они навсегда связаны с именем ЮАР, страны изысканных рислингов и шардонне. Страны, вырастившей самый интересный новый сорт за последние несколько сот лет. Увы! Дегустации случаются не каждый день. А как жить в суровые будни?

А вот об этом побеспокоился предприимчивый Малан вместе со Спатцем Сперлингом из «Делхейма»и Нейлом Юбером из «Спира» в 1971 создавший СТЕЛЛЕНБОШСКИЙ ВИННЫЙ ПУТЬ - нечто вроде нашего «Золотого кольца», только базирующийся на винодельческих фермах.

Много путешествий совершили мы по кольцам того пути. Вкусных, полезных, хмельных.